В конце 15 – начале 16 веков жизнь Западной Европы была отмечена столь ощутимыми переменами – ростом производства, торговли, расцветом культуры и познания окружающего человека мира, что некоторые историки того времени стали говорить о начале Новой эпохи всемирной истории.
Осмысливая новизну жизни и исследуя причины этого явления, они вскоре начали делить на древнюю, среднюю и новую. Эта периодизация лежит в основе всемирной истории.
Давайте посмотрим на начало развития капитализма и его особенности.
Век капитализма
Новая история – это история зарождения, развития и успехов нового типа производства и общественных отношений – капитализма (лат. capitalis — главный), пришедшего на смену феодализму с его насилием и принуждением.
В 16-18 веках происходил быстрый рост новых форм производства и торговли. Все указывало на то, что внутри феодализма быстро развиваются элементы капиталистических отношений, а сам феодализм все больше становится помехой экономическому и социальному развитию общества.
От феодализма к капитализму
Переход от феодализма к капитализму растянулся на многие десятилетия, но начало кризиса феодализма явственно проявилось именно в начале 16 века. Феодально-монархический строй с его сословными привилегиями, полным пренебрежением к человеческой личности препятствовал развитию общества.
Капитализм – это прогресс по сравнению с феодализмом. Капитализм – строй, основанный на частной (личной) собственности и использовании наемного труда.
Главными фигурами общества все явственнее становились капиталист (буржуа-предприниматель) и наемный рабочий (свободный человек, продающий свою силу).
Они своим трудом обеспечили экономический подъем и в промышленном, и в сельскохозяйственном производстве. Они не позволили обществу оказаться в тупике застоя, куда его вел феодализм.
Подобный процесс одновременно происходил и в аграрном (сельскохозяйственном) производстве. Буржуазным становился тот слой дворянства, который начал ориентировать свои хозяйства на рынок.
Буржуазными становились и зажиточные крестьяне-фермеры, превращавшиеся в товаропроизводителей (сельхозпродукты для продажи на рынке).
Начался процесс формирования буржуазной интеллигенции (лат. iritelligens – понимающий, разумный). Ученые, юристы, мастера нового искусства, литераторы, учителя, врачи и др. были особенно опасны для феодализма.
От них начали распространяться идеи гуманизма. Они все громче в своей деятельности начали говорить о праве человека жить и трудиться в достойных его условиях.
Что такое буржуазия
Термин «буржуазия» французского происхождения: так в средние века назывались жители города (бурга). С течением времени словом «буржуазия» стали обозначать не просто жителей городов (бюргеров), а тех людей, которые, накопив деньги и наняв рабочих, стали организовывать производство каких-либо товаров (вещи для продажи).
Поэтому в истории развития капитализма его ранняя стадия названа периодом «первоначального накопления», а созданное на его основе производство стало называться «товарным», работающим на рынок (рыночная экономика).
Капитализм по сравнению с феодализмом – это, прежде всего, гораздо более высокий уровень производства. Это было достигнуто на основе новой организации процесса изготовления товаров.
Накопив деньги и использовав их для получения прибыли, буржуа-предприниматель становился капиталистом. Деньги становятся «капиталом» только тогда, когда они приносят доход; деньги, спрятанные «под матрац», – это не капитал.
Новая форма организации производства нашла свое выражение в мануфактуре. Вещь (товар) здесь создается пока еще ручным трудом рабочих. Но процесс производства уже разделен на отдельные операции (разделение труда).
Один рабочий выполняет какую-то одну работу (режет на куски определенного размера листы железа). Другой рабочий в это же время придает им определенную форму, третий одновременно делает заготовки из дерева, а четвертый их обрабатывает. Все это поступает к пятому рабочему, который прикрепляет железную деталь к деревянной, и получается, например, лопата.
Каждый рабочий выполнял только одну операцию, а в целом это позволило резко повысить производительность труда (количество продукции, созданной в единицу времени, например, за 1 час). На рынок стало поступать гораздо больше товаров, и начал действовать закон конкуренции.
Условия развития капитализма
Для того чтобы иметь успех в борьбе со своими конкурентами, капиталист-мануфактурист жизненно заинтересован в снижении стоимости (необходимое для производства товара рабочее время, выраженное в деньгах) выпускаемой продукции и повышении ее качества.
Это дает ему увеличение прибыли. Поэтому владелец производства стремится повысить технический уровень оборудования, его экономичность, применить новейшие машины.
Те предприятия, на которых все это успешно осуществлялось, процветали, а прибыли их владельцев росли. Хозяева же малоэффективных предприятий разорялись. Происходил «естественный отбор» среди предпринимателей-капиталистов.
Индустриальная цивилизация
Развитие капитализма содействовало техническому прогрессу, росту , что влекло за собой резкое ускорение развития индустрии.
Это было главным признаком первых шагов новой цивилизации, которую впоследствии историки назвали «индустриальной» – индустриальная цивилизация. Она шла на смену аграрно-ремесленной цивилизации средневековья.
Начавшийся процесс развала феодализма сопровождался разорением массы мелких производителей – крестьян и ремесленников. Из них и начала формироваться армия наемных рабочих.
Пройдя очень сложный и не менее трудный путь, этот новый социальный слой постепенно влился в капиталистически организованные отрасли промышленности и сельского хозяйства.
А в начале нового времени многие разорявшиеся мелкие собственники становились рабочими рассеянной (раздача работы по домам) или централизованной (работа под одной крышей) мануфактур.
В 16-18 вв. произошли важные изменения в торговле и в сфере финансового дела. В наиболее развитых странах Европы (Англия, и др.) торговля содействовала разложению феодальных отношений.
Она становилась источником «первоначального накопления», то есть источником обогащения нового слоя общества – буржуазии. Купец (торговец) нередко превращался в капиталиста-предпринимателя, основывающего мануфактуру.
Карикатура «Капитализм»
Главным явлением внутриевропейской торговли было начало формирования и развития единых национальных рынков, прежде всего в Англии и . Этому способствовала политика меркантилизма (итал. mercante — торговать) – создания государством благоприятных условий для своей торговли.
В результате Великих географических открытий появились новые направления внешней торговли: в Америку, Азию.
В Европу хлынул поток дешевых товаров: золото и серебро, и чай, рис, хлопок, табак и пр. Торговля стала приобретать мировые масштабы. Крупными торговыми центрами стали Лиссабон (Португалия), Севилья (Испания), Антверпен (Нидерланды), (Англия).
Все вместе это дало мощный толчок для развития капитализма во всем мире и, прежде всего, в Европе.
Возникновение бирж
Появились новые формы организации торговли. Возникли биржи (лат. bursa — кошелек). На фондовой бирже совершались сделки по купле-продаже ценных бумаг. На товарной бирже торговые сделки заключались по образцам товаров.
Появлялось все большее число купеческих организаций – торговых компаний для торговли с различными районами мира.
Начало нового времени и развития капитализма было отмечено появлением первых банков. Это были специальные финансовые организации, осуществлявшие посредничество в платежах и кредите. Первые банки появились в 15 веке сначала в Италии, а затем в Германии.
Развитие капитализма – это неизбежная фаза развития современной цивилизации. Однако плоды капитализма не всегда так хороши, как это звучит в теории.
Понравился пост? Нажми любую кнопку.
Призрак капитализма, которым нас десятилетиями пугали большевики, нынче материализовался и вошел в дом каждого россиянина. Коль скоро ничто не предвещает скорого расставания с этим званным или незваным «гостем», полезно и даже необходимо познакомиться с ним поближе. Не обо всем, но о многом говорит в таких случаях родословная и происхождение интересующего нас предмета, суждение о нем третьих лиц. Совершенно неудовлетворенный откровенно тенденциозной марксистской характеристикой капитализма, я надеялся ознакомиться с более взвешенной и аргументированной его оценкой независимыми экспертами. Мне показалось целесообразным обратиться к труду одного из самых известных историков современности Ф. Броделя, так как уже сам заголовок его фундаментального, поистине циклопического труда обещал многое. Я рассчитывал получить у него ответы на следующие вопросы:
Что такое рынок, экономика, капитализм?
Чем отличается рыночная экономика от нерыночной?
Какую роль в становлении и развитии экономики играет человек – его коллективное и индивидуальное сознание?
Существуют или нет объективные закономерности, влияющие на рынок, или это необузданная и непредсказуемая стихия?
Откликается ли рынок на нужды человека или же он действует сам по себе, подчиняя себе волю и формируя потребности людей (иными словами: что первично - человек или экономика)?
Правомерно ли говорить о нравственности или безнравственности применительно к капитализму?
Случайно или вполне закономерно возник капитализм?
Почему он возник на Западе, а не на Востоке?
Увы, мои ожидания не оправдались. Броделя интересовали совсем другие проблемы. Тем не менее, ознакомление с его представлениями оказалось не только небесполезным, но и весьма интригующим. Прежде всего, вызвал удивление смысл, который он вкладывает в понятия «материальная цивилизация», «экономика», «капитализм». Под материальной жизнью он, по-видимому, понимает натуральное хозяйство, которое как «продолжение древнего общества, древней цивилизации» в средневековой Европе все еще давало до 30-40% национального продукта. Над нею, по мнению Броделя, с течением времени образуется вторая ступень пирамиды – экономика. «На первый взгляд экономика – это две огромные зоны: производство и потребление... Но между этими двумя мирами втискивается третий... – обмен, или, если угодно, рыночная экономика... Маркс ее обозначает как сферу обращения» (т.2, с.9). В 3-м томе (с.91) Бродель вновь возвращается к термину «материальная жизнь», характеризуя ее как «домашняя экономика», в противоположность «рыночной экономике».
Подобного рода дефиниции повергают в недоумение. В самом деле, Бродель опубликовал свой труд в 1979 г. Следовательно, он не мог не знать, что народное хозяйство СССР не только называлось, но и являлось фактически не рыночным, а административным, плановым, авторитарным. Означает ли это, что оно было натуральным? Конечно же, нет! Более того, было ли оно экономикой? Опять-таки, нет! Экономика по определению (от греч. oikos – дом, хозяйство и nomia – управление) – это рационально, осмысленно, экономно ведущееся хозяйство. Ни азиатский – традиционно аграрный (по Марксу), ни советский – новоизобретенный индустриальный (по Ленину) способы производства не затрудняли себя проблемой рентабельности или выгодности. (Брежнев только на 60 году советской власти открыл для себя прописную истину того, что «экономика должна быть экономной».) Советские экономисты, разумеется, кое-что подсчитывали, выводили ласкающие взор формулы, строили прогнозы, занимались статистическими выкладками, но сколько ни бились, не смогли преодолеть фатальную склонность планового хозяйства СССР к затратности, к неэкономности. Именно это ключевое свойство нерыночного хозяйства дает основание объединить аграрный азиатский и индустриальный советский способы производства (см. раздел 1.3). Экономика представляет собой хозяйство, производство и потребление, которые регулируются рыночными спросом и предложением. Следовательно, она не может быть нерыночной (как осетрина, которая, как известно, не бывает «второй» свежести).
С другой стороны, Бродель не видит разницы между простым натуральным обменом и рынком, при котором обмен совершается при посредстве денег. Кроме того, следует принимать во внимание, что участие денег составляет необходимое, но не достаточное условие существования рынка. Другая ключевая функция рынка состоит в его ощутимом влиянии на спрос и предложение. Вне спроса и предложения рынок не реален, а виртуален. В замкнутых автономных хозяйственных субъектах (автаркиях) древнего Востока 99% спроса удовлетворялось за счет внутреннего производства. Поэтому рынок там имел подсобное, второстепенное или даже третьестепенное значение, подобно колхозному рынку в СССР. Истинный же рынок или то, что подразумевается под маркетом, сложился только в эпоху античности. Можно ли, принимая во внимание это пояснение, безоглядно доверять Броделю? Очевидно – нет. Сомнение усиливается, когда мы переходим к определению им капитализма.
Последний, с точки зрения историка, есть третья ступень пирамиды, надстройка над (!) рыночной экономикой, отрицающая рынок как таковой. Это область противорынка – «царство изворотливости и права сильного... Именно там и располагается зона капитализма... как вчера, так и сегодня, как до промышленной революции, так и после нее» (т.2, с.220). И далее следует интереснейший пассаж, который следует воспроизвести: «Для Маркса капиталистическая система, когда она приходит на смену системе феодальной, была «цивилизаторской» в том смысле, что она порождает прогресс производительных сил... Для Ленина... капитализм, став на рубеже XX в. «империализмом», изменил свой смысл «лишь на определенной, очень высокой ступени своего развития, когда некоторые основные свойства капитализма стали превращаться в свою противоположность... [когда произошла] смена капиталистической свободной конкуренции капиталистическими монополиями. Свободная конкуренция есть основное свойство капитализма и товарного производства вообще». Бесполезно говорить, что я не согласен с ним в этом пункте. Но, добавляет Ленин, «монополии, вырастая из свободной конкуренции, не устраняют ее, а существуют над ней и рядом с ней». И тут я с ним совершенно согласен», – заключает Бродель (т.2, с.587).
Признаюсь, последняя фраза поставила меня в совершеннейший тупик. Мысль Ленина, обычно путано выраженная, здесь сформулирована предельно прозрачно: эволюция капитализма приводит к тому, что в нем в определенный момент наряду с конкуренцией возникает монополия. Бродель как будто бы не согласен ни с ним, ни с Марксом в том, что капитализм когда-либо поощрял конкуренцию. Но тогда как он мог согласиться с «добавкой» Ленина, продолжавшей развивать ту же «ложную» исходную идею? Тут, похоже, логики не больше, чем в его сентенции: «Ислам даже еще до того, как он появился, был (!) торговой цивилизацией» (т.2, с.567). Еще не появился, но уже был – занятно. М. Вебер в 1904 г. объяснял рождение капитализма особенностями европейского духа. В. Зомбарт (1912 г.) ссылался на присущий европейцам рационализм мышления. Ни та, ни другая интерпретация не удовлетворяют Броделя. Он предлагает иной, более «материалистический» подход, подчеркивая, что для Вебера и Зомбарта «любое объяснение капитализма сводилось к некоему структурному и бесспорному превосходству западного «духа». В то время как превосходство это... порождено было случайностями, насилием истории, неверной сдачей карт в мировой игре», (т.2, с.590). Однако самое поразительное открывается читателю далее. В 3-м томе своего труда Бродель, отвергая претензии европейцев на особость их духа, утверждает, что именно Европа послужила «чудовищным орудием мировой истории» (т.3, с.88). Иначе говоря, случайное насилие привело к появлению в ней капитализма, из-за чего она превратилась в источник мирового зла. Мысль оригинальная и, безусловно, фантастическая.
Ход истории, в самом деле, и прихотлив, и подчас загадочен. К тому же она действительно умело использует механизм случайности для достижения целей прогресса. Но в гипотезе, что она «неверно сдает карты», или «не ведает, что творит» – все же больше мистики, чем материализма. Кстати говоря, в пользу веберо-зомбартовской концепции свидетельствует факт, приводимый самим Броделем. Обсуждая условия возникновения капитализма, он ссылается на наблюдение французского консула в Сардинии в 1816 г. Последний сетовал на необычайный консерватизм местных «диких» крестьян, «которые стерегут свои стада или пашут свои поля с кинжалом на боку и с ружьем на плече... В этот архаичный мир ничто не проникало с легкостью, даже культура картофеля... Опыты с картофелем были освистаны и сделались посмешищем; попытки разведения сахарного тростника... оказались предметом зависти, и невежество или злоба покарали их как преступление: работники, доставленные [на остров] с большими затратами, были убиты один за другим» (т.2, с.245).
Подводя итоги рассмотрению обстоятельств возникновения капитализма, Бродель, с одной стороны, ограничивается на редкость малозначащими фразами, с другой – делает удивительные заключения: «Процесс капиталистического развития... мог протекать лишь на основе определенных экономических и социальных реальностей, которые открыли или, по крайней мере, облегчили ему путь». И продолжает: «Первое очевидное условие: жизнеспособная и прогрессирующая рыночная экономика. Этому должен способствовать ряд факторов – географических, демографических, сельскохозяйственных, промышленных, торговых. Ясно, что такое развитие происходило в масштабах всего мира... в Индии, Китае, Японии, до определенной степени – в Африке и уже везде в Америке...». Разумеется, вовсе не обязательно любить Европу, но уважать факты следует при всех обстоятельствах. За многие тысячелетия существования цивилизации в Индии, Китае и Африке капитализм там самостоятельно не пустил корней и не привился. Японский капитализм возник под сильнейшим влиянием Запада. Не вполне ясно, что Бродель имеет в виду, упоминая об Америке. Если он подразумевает под ней доколумбову Америку, то опять-таки он заблуждается жесточайшим образом.
Развивая свое видение причин рождения капитализма, Бродель пишет: «Нужно было, чтобы наследства передавались, чтобы наследуемые имущества увеличивались, чтобы свободно заключались выгодные союзы, чтобы общество разделилось на группы, из которых какие-то будут господствующими... чтобы оно было ступенчатым». За столетие с лишком, пролегшее между Броделем и глубоко почитаемым им Марксом, про капитализм, я полагаю, можно было узнать много нового по сравнению с тем, что открылось идеологу мирового пролетариата. Тем не менее, историк не только ничего не прибавил к учению пророка, но даже обеднил его понимание механизмов образования капитала и формирования капитализма. Кстати говоря, когда Бродель включает в реестр необходимых условий возникновения капитализма возможность «свободного заключения выгодных союзов», он не учитывает того, что подобной свободы не было нигде на Востоке вплоть до XX столетия. Последний фактор, способствовавший появлению капитализма, состоял, по Броделю, в «своеобразной деятельности мирового рынка, как бы освобождающей от пут», а также в «международном разделении труда». Увы, и в этом откровении человек, мало-мальски знакомый с современной историей, не откроет для себя ничего оригинального. Поэтому не остается ничего иного, как самостоятельно искать ответы на вопросы, связанные с судьбой капитализма.
Но искать их мы будем не на пути «материалистического понимания истории». Как показывает опыт, этот путь роковым образом вынуждает исследователя совершать одну и ту же методологическую ошибку – оставлять вне поля зрения важнейший субъект истории – человека. Понять материалистов можно. Ибо, провозгласив – «человек», мы должны дать пояснение, какое содержание вкладываем в это понятие. Уже одно это связано с большими трудностями, даже если рассматривать человека как некий собирательный образ, как представителя массы, толпы, той или иной социальной среды, культурной традиции и т. д. К тому же, существует и такая точка зрения, что «реальной историей человечества, если бы таковая была, должна была бы быть история всех людей, а значит – история всех человеческих надежд, борений и страданий, ибо ни один человек не более значим, чем другой. Ясно, что такая реальная история не может быть написана».
Так что же связывать с понятием человека? Я полагаю – его сознание, разум. Ибо оно, в первую очередь, определяет его бытие. Первый «этаж» бытия (физиологические основания или основные потребности) обезьяны и человека в своих существенных чертах совершенно одинаков. Он один и тот же у всех людей, живших тысячелетия назад и ныне здравствующих. Различия проступают лишь на верхних «этажах» существования и притом настолько, насколько разнится их сознание – обезьяны и человека, тех или иных групп людей. Оно, и, прежде всего оно, делает нас всех похожими и непохожими друг на друга. И тогда, признав приоритет сознания над бытием, всемирную историю можно толковать как эволюцию наших индивидуальных и коллективных представлений в их взаимных противоречиях и разрешениях противоречий, конфликтах и разрешениях конфликтов. Эволюцию, которая порождает живопись Альтамиры и египетские пирамиды, производящее хозяйство и инквизицию, атомную бомбу и генную инженерию. При таком подходе мы должны будем признать справедливость мнения Вебера и Зомбарта о роли «духа» в возникновении капитализма. Правда, сугубый материалист Бродель требовал у них объяснений – откуда взялся этот самый дух?! Поскольку его оппоненты давно пребывают в мире ином, попытаемся взяться за решение этой задачи.
Выше нами воспроизводился «портрет» тацитовского германца, предка Канта и Гегеля. С точки зрения его современного потомка он вполне заслуживал определения дикаря. Я бы добавил – стадного дикаря, поскольку человек – общественное или стадное существо. Соответственно, оба раздела его сознания и его поведение регулировались уровнем социальности, свойственной его среде. В свою очередь последний (как тогда, так и сегодня) зависит от численности той устойчивой группы, в которой пребывает индивид большую часть времени. Чем меньше ее численность, тем значимей роль каждого отдельного индивида, и, наоборот, с ростом ее численности ценность индивида падает. Эта обратная зависимость имеет универсальный характер и, за редкими исключениями (аномалиями), относится к обществам любого типа. Председатель Мао публично заявлял, что готов пожертвовать жизнями 50 миллионов китайцев во имя светлого будущего. У горцев Кавказа судьба чуть ли не каждого жителя аула волнует весь аул – срабатывает инстинкт культурного самосохранения. При крайне низкой плотности населения Европы в начале новой эры, германцы, численность которых составляла от 0,5 до 3 млн. человек, могли себе позволить роскошь жить в праздности, пьянствовать, либо предаваться охоте, войнам и грабежам, не уделяя должного внимания пашне или домашнему скоту. Угроза голода еще не была реальностью. Поэтому ничто не препятствовало им вкушать прелести «демократии», выбирать вождей и конунгов (царей) по настроению. Предъявлять обвинение и требовать осуждения любого, кто, по их мнению, того заслуживал. Все важные для племени дела решать сообща, селиться, где душа пожелает, и не в городах, а каждый сам по себе, чтить многих богов и заниматься ворожбой.
Но время идет. Численность и воинственность германцев возрастают. Некоторые племена достигают размеров, при которых им становится тесно на их прежних землях. Готы, лангобарды, вандалы, бургунды, франки приходят в движение и... сталкиваются с римским миром. Но, сокрушив его, дикие победители, как и следовало, ожидать, перенимают у цивилизованных побежденных некоторые доступные их уровню развития представления и идеи. Так, очень ко двору приходится идея государственности, поскольку образовывавшиеся крупные союзы племен требовали осуществления более четкой, чем прежде структуры властной вертикали. Притом войны рождают не только героев, но и неудачников. А это приводит к социальному расслоению прежде однородного общества. Оно одних возносит вверх, других опускает. Ускоряет этот процесс и принятие христианства, несущего с собой опыт формирования иерархии духовной власти. В прежде рыхлом и аморфном человеческом стаде появляется ядро – центр конденсации государственных институтов, и обслуживающая их периферия. Коллективное сознание вынуждено смиряться с новыми реалиями, с потерей всеобщего формального равенства, с возникновением социальной пирамиды, усилением давления ее верхов на нижележащие ступени. Стадный инстинкт принимает форму резко выраженной поляризации, при которой горизонтальные связи дополняются вертикальными, становящимися со временем доминирующими. Одним словом, коллективное сознание германцев вступает на путь, «до боли» напоминающий путь, пройденный египетской, месопотамской, китайской, индийской и другими восточными цивилизациями.
Более того, существовали мощнейшие предпосылки к тому, чтобы германцы повторили судьбу этих предшественников: недуг абсолютизма поражал практически все монархии германских кровей вплоть до такой либеральной, как английская. Социально-стадные комплексы действуют безотказно. Противостоять им не в силах никто. Только счастливое сочетание экстраординарного стечения обстоятельств и уникальной специфики национального менталитета позволило древним грекам на время преодолеть в себе эту общечеловеческую слабость. Таким образом, все, казалось, восставало против появления механизмов свободной конкуренции и рыночных отношений в Европе, населенной и управляемой варварами. На первый взгляд, на ту же мельницу социального неравенства лила воду и частная собственность, которую германцы переняли у римлян. Ведь она, по мнению марксистов, только углубляет и расширяет пропасть между богатством и бедностью, между правоспособными и бесправными. Но мы ошибемся, если примем эту гипотезу как рабочую. Потому что ничем иным не объяснить то удивительное преображение коллективного сознания, которое произошло в XI-XIII вв. не только у италийцев – прямых потомков римлян, но и у германцев.
Если у древних греков возникновение идеи частной собственности явилось следствием гуманизации их менталитета, то у средневековых европейцев она (этот род собственности) послужила причиной той же гуманизации их сознания. Отметив это обстоятельство, будет, вероятно, уместным еще раз пояснить смысл сказанного. Социализация сознания проистекает из биполярной (двухполюсной) системы противопоставления индивидуализма и коллективизма. Члены сообщества, обладающие ярко выраженной индивидуальностью, утверждают себя над себе подобными обладателями обычных психо-интеллектуальных данных. Пирамида их отношений возводится на фундаменте принуждения-подчинения, которое принимается сначала как обычай, а затем закрепляется законодательно. В этой конструкции нет ничего противоестественного. Несмотря на то, что она не снимает противоречий между «верхами» и «низами», она отвечает очень важной цели: обеспечивает длительное, стабильное существование данной культурной общности. В этом ее сила. Ее слабость в том, что она не способна создавать условия для развития культуры, общества, человека .
Парадокс частной собственности состоит в том, что, порождая и углубляя имущественное неравенство в обществе, она вместе с тем делает проницаемыми этажи, разделяющие ступени социальной пирамиды. Она создает возможность свободнойциркуляции между ее «верхами» и «низами», нейтрализуя кастовые предрассудки и привилегии. Она оставляет обществу одну привилегию – свободу индивидуальной инициативы . Тем самым она преодолевает социально-стадные инстинкты и социалистический, т. е. эгоистический индивидуализм. Более того, она восстанавливает древние свободы взаимоотношений между людьми , основанные на естественном праве каждого индивида самостоятельно искать и находить свое место в жизни. Вместе с тем она сохраняет в целости иерархические институты (бюрократию), необходимые для функционирования государства. Частная собственность примиряет интересы индивида и социума, оставляя место их взаимному развитию .
Принципы гуманизма, порождаемые частной собственностью, не признают какого бы то ни было неравенства, кроме неравенства врожденных способностей. Именно этот принцип, не осознаваемый рационально, воспринимаемый на уровне интуиции или подсознания, и составил тот самый дух, который возродил античный капитализм, но уже в новом, европейском обличии. Это, однако, не значит, что Вебер и Зомбарт правы, приписывая ему собственно европейское происхождение. Европейцам повезло в том смысле, что они раньше других подверглись и дольше других испытывали на себе воздействие античности. Им повезло «географически». Круги, расходящиеся от греко-римского центра капитализма, сегодня уже достигли Восточной и Юго-Восточной Азии, и еще не известно, какой рывок совершит прогресс на их почве. Тем не менее, Европе, безусловно, следует воздать должное за то, что она придала капитализму новый импульс развития. Избавившись (благодаря кризису, граничившему с катастрофой) от внутреннего порока – детской болезни национальной ограниченности, обновленный капитализм трансформировался в явление культуры регионального масштаба.
Тем не менее, общие суждения о ключевой роли частной собственности в процессе генезиса европейского капитализма требуют исторического обоснования. Перейдем к фактам. По мнению Маркса – непререкаемого авторитета в глазах материалистов, первым фактором, обеспечившим переход от предкапитализма к капитализму, была «революция в отношениях земельной собственности». В чем же выразилась эта революция? В начавшемся процессе огораживания и перехода земли из общинной в частную собственность дворянства в Англии. (Английское дворянство, видите ли, пожелало заняться шерстяным бизнесом.) Произошло это событие в последней трети XV в. Итак, сам Маркс подтверждает связь рождения капитализма с частной собственностью. Но он относит место и время его генезиса, по сути дела, к пространственно-временной периферии процесса развития частной собственности «вширь и вглубь». Поскольку капитализм существует только как рыночное хозяйство, можно сказать, что возрождение европейского капитализма просто-напросто констатировало факт возрождения общеевропейских рынков производства, потребления и обмена . Бродель утверждает, что Европа вышла из состояния «прямого сельскохозяйственного потребления», т. е. натурального хозяйства и перешла к «непрямому сельскохозяйственному потреблению», т.е. к рыночным отношениям с середины XII в. В связи с этим было бы оправданным повторить, как это сделал он, слова Джино Лускато и Армандо Сапори: «именно тогда Европа узнала свое истинное Возрождение… за два-три столетия до традиционно признанного Возрождения XV в.» (т.3, с.91).
Но, справедливо сдвигая вперед дату (воз)рождения капитализма, Бродель, в отличие от Маркса, не улавливает связи этого явления с частной собственностью. «Разрыв между Западом и другими континентами углубился поздно, и приписывать его единственно лишь «рационализации» рыночной экономики… есть явное упрощение», – утверждает он (т.2, с.122). Странно, что при этом он не задается вопросом, благодаря чему сей разрыв возник, да еще и углубился. Он объясняет его, как можно догадываться, случаем, а мы – частной собственностью. Мы полагаем, что только свободное или хотя бы относительно свободное владение землей внушило европейскому земледельцу мысль о необходимости заботиться об улучшении методов её обработки, расширять кооперацию, концентрировать средства производства. В конечном счете, именно это обстоятельство способствовало созданию «громадного количества продукта, накапливавшегося в итоге уплаты повинностей натурой» (т.2, с.31).Эти все возраставшие излишки сельскохозяйственного производства, поступавшие из свободных крестьянских хозяйств и сеньоральных доменов в города, дали толчок развитию общеевропейской торговли.
Решающую роль в возникновении капитализма Бродель придает торговле на дальние расстояния, намекая, очевидно, на то, что его «зародыш» находился вне Европы. «Торговля на дальние расстояния раннего европейского капитализма, начавшаяся с итальянских городов, вела свое происхождение не от Римской империи. Она приняла эстафету у достигшей блестящего расцвета в XI-XIII вв. торговли мусульманской» (т.2, с.568). Заявление, безусловно, смелое. Было бы смешно отрицать наличие торговых связей между христианским Западом и мусульманским Востоком. Но приписывать последнему роль ведущего, на мой взгляд, тем более неправомерно. Если мусульманский мир оказал столь плодотворное влияние на Запад, то что помешало Востоку лидировать и далее, не «передавая эстафеты» и не «сходя с дистанции»? Ответ опять очевиден – отсутствие у него опоры на частную собственность. С другой стороны, Бродель преувеличивает и роль торговли на дальние расстояния как таковой. Античный капитализм в свое время зашел в тупик, в частности, и потому, что чересчур увлекся именно такого рода торговлей, не позаботившись о создании крепкого и устойчивого внутреннего рынка – надежного тыла. Наконец, укажем на еще один многозначительный штрих, свидетельствующий о связи возрождения европейского капитализма с частной собственностью. Оживление рынков производства и обмена в Европе начинается одновременно с рецепцией римского права , т. е. с заимствования его положений в дополнение к существовавшим «варварским правдам», не содержавшим положений о частной собственности .
Основную причину возрождения интереса к римскому праву, известному своей тщательной проработкой правовых норм, связанных с регулированием отношений, основанных на «чистой частной собственности», К. Батыр видит в следующем: «Распад феодальных отношений и растущая мощь городской буржуазии придали особое значение регулированию обязательных, договорных отношении. Закрепленное в сборниках кутюмов (обычаев) феодальное право, основанное, прежде всего на земельных отношениях, не содержало предпосылок для регулирования все усложнявшейся области договорного права. В то же время эти предпосылки заключало в себе римское право. Оно давало готовые формулы для юридического выражения производственных отношений развивающегося товарного хозяйства (курсив мой – Г.Г .)». Остается лишь добавить, что изучение и рецепция (ассимиляция, усвоение) этого «руководства по выращиванию капитализма» начались в Европе с XI в. Во Франции его преподавали в университетах уже с XII-XIII вв. Успех был столь велик, что по настоянию ревнивой церкви в Тюрингском университете чтение соответствующего курса на некоторое время было запрещено папской буллой.
Этика капитализма
Даже самые рьяные апологеты капитализма полагают, что его предназначение ограничивается созданием материальных благ и, соответственно, к нему неприменимы нравственные критерии. Недоброжелатели капитализма, напротив, считают его источником всевозможных зол именно в силу его аморальности, проистекающей из порочности природы частной собственности как таковой. Каковы же реальные взаимоотношения морали с собственностью, действительно ли между ними существует связь? По-видимому, да, ведь все, что, так или иначе, влияет на отношения между людьми, заслуживает нравственной оценки.
Ранее, подчеркивая различие между личной и частной собственностью, мы говорили о том, что водораздел между ними проходит по той роли, которую они выполняют в обществе. Всю собственность, имеющуюся в наличии у капиталистического общества в виде движимого и недвижимого имущества, А. Смит делит на две части. Ту часть, из которой извлекается доход, он именует капиталом – основным и оборотным. (В соответствии с доводами, изложенными в разделах 5.1.4 и 5.2, будем считать тождественными понятия «капитал» и «частная собственность».) Другую часть суммарной собственности общества, идущую на непосредственное потребление, Смит никак не определил. (Поэтому мы за неимением иного определения отнесем ее к личной собственности). Частная собственность выполняет также две функции. В ее «прямую обязанность» входит производство и обмен товаров и услуг. Кроме того, она несет дополнительную нагрузку по содержанию государственного аппарата: властных структур, вооруженных сил, бюрократии и т. д.
В хозяйствах с азиатским (социалистическим) способом производства роль частной собственности выполняет личная собственность формально свободных производителей (крестьян и ремесленников, как, скажем, в средневековой России) и государственная собственность (как, например, в СССР). В этих обществах государство представляет не только верховный правитель и его приближенные, но также и весь верх сословной пирамиды – привилегированные классы – обладатели крупной собственности, находящейся в личном пользовании и не участвующей в рыночном производстве и обмене. Происхождение и назначение этого рода собственности секрета не представляет. Во всех цивилизациях Востока она существует для удержания власти одной и той же несменяемой касты избранных, для сохранения социального неравенства.
Госсобственность СССР и стран соцлагеря также образовалась благодаря эксплуатации формально свободных рабочих и колхозников в целях формирования новой правящей элиты – касты большевиков или номенклатуры. Этот вид собственности мы вправе толковать как социалистический. Таким образом, мы различаем три (исторически) главных рода собственности . Во-первых, личную , идущую непосредственно на потребление и на производство в мелком натуральном хозяйстве восточного типа. Во-вторых, частную (капитал), участвующую, в первую очередь, в производстве и обмене товаров и услуг и уж затем, во вторую очередь, в поддержании государственного сектора. В-третьих, социалистическую , предназначенную для сохранения государства авторитарного типа.
Именно к этой последней собственности применимы определения «аморальная», «циничная», безнравственная», так как она создает, консервирует и охраняет отношения между людьми, унижающие человеческое достоинство. О ней-то можно и необходимо говорить словами Прудона – «собственность есть кража» или Цезария Гейстербахского – «всякий собственник есть либо вор, либо наследник вора». Собственность всех авторитарных режимов, всех «богоизбранных» возводилась на крови или трудом непосредственных участников натурального производства. Социалистическая собственность создавалась благодаря войнам и грабежам, обману и прочим способам грубого или изощренного насилия меньшинства над себе подобным большинством. Инстинктивное стремление к верховенству, к власти присуще, как мы помним, не только человеку, но и большинству общественных животных. Такова дань социальности. И вот на этой первой, социалистической стадии цивилизации человек почти «дословно» воспроизводит поведение, свойственное стадным животным.
Отчего так страстно «рвался в социализм» охотник-собиратель доисторического прошлого с ярко выраженными индивидуалистическими наклонностями? Оттого, что нищая коммунистическая община не давала ему возможности утолить свои рефлексы, свою жажду власти. Он отыгрался сполна за все предыдущие ожидания, когда демографическая и экологическая ситуации предоставили ему шанс порушить былое равновесие и попрать общину ногой. Установив вожделенную власть над людьми, социалист обрел, тем самым, власть над вещами. А, вкусив прелесть этой последней, он уже не мыслил расстаться с нею. Плутарх рассказывает, что, одержав победу над персидским царем Дарием, Александр Македонский захватил его лагерь. Обозрев неслыханную для греков роскошь, изумленный Александр заметил: «Вот это, по-видимому, и значит царствовать!»
Принципиально иной способ самоутверждения избрали те, кто утверждал свою индивидуальность трудом даже в совершенно неподходящих условиях первобытного коммунизма. Этнографы именуют их «бигменами» – большими людьми, большими трудягами (b-индивиды). Поддержку своему стремлению к независимости от общины они искали во власти над вещами. Эта тактика не приносила успеха до тех пор, пока общество, ставшее социалистическим, не приняло и не усвоило понятие о собственности как таковой. Привыкание общества к самому факту существования личной и социалистической собственности должно было бы, на первый взгляд, упростить признание и частной, капиталистической собственности. Но этого не произошло. Причина проста: личную собственность породило социальное неравенство, частная же собственность фактически покушалась на сам институт социальной иерархии, на кастовые предрассудки. И инстинкт самосохранения подсказывал миру личной собственности, что попустительствовать частной собственности – значит подрывать устои его всевластия. Чутье не обманывало его.
Частная собственность действительно взрывала священные обычаи, делящие людей на благородных и низких не по их делам, а по происхождению. Она взрывала порядки, которые оценивали людей по заслугам предков, а не по собственным достоинствам, проявляющимся не на поле брани, т.е. в разрушении, а на стезе производства, т.е. в созидании. Она распространяла свое влияние не с мечом в руках и не с ложью на устах, но с калькулятором в голове. Она искала покровительство у Гермеса, а не Ареса. Она приучала общество к невиданным ранее принципам здоровой конкуренции, к динамике , к умению смотреть в будущее, а не равняться на прошлое. Античный поэт-аристократ Феогнид изливал желчь по поводу утери старинной знатью своих привилегий в следующих словах:
Кто одевал себе тело изношенным мехом козлиным
И за стеной городской пасся, как дикий олень, –
Сделался знатным отныне. А люди, что знатными были,
Низкими стали. Ну, кто б все это вытерпеть мог?
Частная собственность изменила даже отношение людей ко времени. Оно стало приобретать вещественную ценность. В письмах к Луцилию римлянин Сенека писал: «Время убегает безвозвратно, кто не знает этого? И тот, кто всегда помнит об этом, принимает свои меры, а беспечный разве одолеет работу?» Частная собственность обнаружила еще одно дарование, неведомое социалистической собственности. Она оказалась способной порождать самою себя … при выполнении условия, чтобы расходы не превышали доходы. Один из состоятельнейших людей своего времени Цицерон говаривал, что своими богатствами он обязан следованию этому принципу. Эпоха Возрождения вернулась к сходному толкованию функции частной собственности. Паоло Чертальдо (XIV в.) настоятельно советовал: «Ежели у тебя есть деньги, не останавливайся, не держи их мертвыми при себе, ибо лучше трудиться впустую, нежели впустую отдыхать , ибо даже если ты ничего не заработаешь, трудясь, то, по крайней мере, не утратишь привычку к делам… утруждай себя непрестанно и старайся заработать… Прекрасная вещь и великая наука зарабатывать деньги, но прекрасное и еще более великое качество – умение их расходовать умеренно и там, где сие нужно». Близкий образ мышления был свойствен и одному из лидеров Реформации Ж. Кальвину. Наконец, А. Смит, обобщая поучительный опыт рождения и умножения частной собственности, утверждал: «Бережливость, а не трудолюбие, является непосредственной причиной возрастания капитала. Правда, трудолюбие создает то, что накопляет сбережение. Но капитал никогда не мог бы возрастать, если бы бережливость не сберегала и не накопляла».
сайт - Социалистический информационный ресурс [email protected]
Всё чаще как от представителей буржуазии и её пособников, так и от наших пока ещё несознательных товарищей, попавших в сети буржуазной пропаганды, слышатся речи о том, что все экономические и социальные проблемы в России отнюдь не из-за капитализма, не из-за той общественно-экономической формации, при которой эксплуатация человека человеком считается нормой, а из-за того, что у нас сейчас как раз таки «недокапитализм» вместо полноценного, правильного капитализма «как на западе». Приверженцы такого мнения, основываясь на самых бездарных мифах буржуазной пропаганды, выражают уверенность в том, что коммунизм в целом и в своей первой фазе - социализме - в частности противоречит сам себе, что лишь «правильный» капитализм способен обеспечить действительное равенство возможностей, честную конкуренцию и доступные каждому жизненные блага. Разумеется, такой подход не имеет ничего общего с объективной действительностью, что мы и собираемся доказать в этой статье с позиций марксизма.
Условно всех сторонников существования в России какого-то особого «неправильного» капитализма можно разделить на две части, исходя из предоставляемых ими аргументов.
Первая часть приводит в качестве доказательств следующие доводы:
— в России нет рынка в привычном понимании этого слова, так как всяческие его проявления тут же национализируются или подавляются всевозможными нормами и ГОСТами;
— монополии, занимающие в РФ основную долю экономики, нехарактерны для «правильного западного» капитализма;
— «правильный» капитализм полностью исключает этатизм, который является главной причиной образования монополий, поэтому в России сейчас государственный капитализм;
— «правильный» капитализм смог обеспечить необходимыми благами цивилизации даже самые бедные слои населения, тогда как в странах с «неправильным» капитализмом все материальные блага захватила коррумпированная «верхушка»;
— «правильный западный» капитализм отличает отсутствие в прошлом «коммунистических экспериментов»;
— деиндустриализация, характерная для «российского» капитализма, не является проблемой «западного» капитализма, потому как мы сейчас живём в постиндустриальном обществе.
Нетрудно заметить, что первая часть приверженцев такой концепции развития капитализма исходит в своих доказательствах не просто не с позиций марксизма - она исходит с ярых антимарксистских позиций, полностью отрицая элементы марксизма, характеризующие капиталистический способ производства.
Вторая же часть сторонников существования «некапиталистической» России допускает в своих аргументах отдельные элементы марксизма, описывающие капитализм, но делает упор на то, что существующий ныне российский строй как раз таки не соответствует описанному Марксом капитализму.
В качестве доказательств используются следующие тезисы:
— экономика РФ является в основном сырьевой, что позволяет собственникам добывающих предприятий получать основной доход не от прибавочной стоимости, создаваемой наёмными работниками, а от продажи почти необработанного сырья, приносящего ренту;
— одними из основных форм получения прибыли капиталистами в России являются торговля и спекуляция, а отнюдь не наёмный труд.
Давайте разберём каждое утверждение по порядку. Итак, начнём с положения, связанного с отсутствием в России «здорового» рынка с действительной свободной конкуренцией . Чтобы доказать, что это отнюдь не проблема придуманного буржуазными деятелями с либеральными взглядами «неправильного российского» капитализма, обратимся к его марксистскому пониманию. В своём развитии капитализм проходит через следующие стадии:
- первоначальное накопление капитала, когда происходит переход от простого товарного производства к капиталистическому посредством превращения рабочей силы в товар, а средств производства - в капитал;
- свободная конкуренция, существование которой неминуемо ведёт к концентрации капитала и созданию монополий;
- империализм или монополистический капитализм - последняя, завершающая стадия развития капитализма, которая создаёт условия для пролетарской революции.
То есть отсутствие свободной конкуренции в России не есть та самая отличительная черта «российского» капитализма от «западного» - это лишь одна из стадий его развития . «Но тогда из этого следует, что на «западе» капитализм остановился в развитии на стадии свободной конкуренции, ведь все мы знаем, что, например, в США или Германии каждый может открыть «своё дело» и жить счастливо» , - возразят несогласные. Это совсем не так, потому что на стадии империализма крупные монополии будут способствовать всё большей пролетаризации мелкой буржуазии, более не способной конкурировать с огромными предприятиями.
Разберём следующее положение, вытекающее из предыдущего, - занимающие основную долю экономики РФ монополии не характерны для «правильного западного» капитализма . Как уже было отмечено выше, монополизм или империализм есть высшая стадия капитализма. На этой стадии происходит концентрация капитала, возрастает процент наёмных работников к общему количеству населения вследствие невозможности конкуренции мелкой и средней буржуазии с монополиями, используется механизм монопольных цен для перераспределения прибыли в руки монополистов. В условиях империализма крупная буржуазия фактически контролирует экономику любого буржуазного государства, что и происходит в странах «правильного западного» капитализма.
США, Великобритания, Германия, Франция и другие страны «первого мира» являются сейчас империалистическими государствами , в которых экономическая и политическая жизнь общества контролируется крупными монополиями так же, как и в современной России. Но империализм не статичен. Монополии, уничтожая свободную конкуренцию, вступают в борьбу между собой, создавая кризисы, которые являются причинами «отката» империализма до классического капитализма, который посредством конкуренции снова превращается в монополию, империализм.
Этатизм является причиной образования монополий, поэтому он не характерен для стран, идущих по пути «правильного» капиталистического развития, а в России наблюдается государственный капитализм - ещё один аргумент, в котором донельзя запутаны все основные смыслы. Мы уже разобрались в том, что монополии отнюдь не являются нехарактерными элементами капиталистических стран, вступивших в стадию империализма, поэтому является грубой ошибкой утверждать, что этатизм в экономике есть причина образования монополий. Здесь важно понимать, что государственный капитализм ни в коем случае не равен государственно-монополистическому капитализму - форме, которую империализм приобретает в процессе своего развития для удержания власти капитала в условиях её кризиса.
Именно монополизация и является причиной соединения финансовой олигархии, представленной монополиями, и государственного аппарата, а не наоборот, как утверждают представители буржуазии и её подпевалы, ссылаясь на работы Мюррея Ротбарда и других видных представителей либертарианства. В основе же государственного капитализма лежит как раз недостаточное накопление капитала, которое является признаком ранней стадии развития капитализма. Государственное вмешательство в этом случае призвано ускорить процесс развития капитализма. Но не стоит путать ни государственный капитализм на ранних стадиях развития капиталистического общества, ни государственно-монополистический капитализм с описанной Лениным государственно-капиталистической монополией, которая является переходной формой от капитализма к социализму.
Следующее искромётное заявление либерально настроенной буржуазии состоит в том, что «правильность» «западного» капитализма заключается в высокой потребительской способности всех слоёв населения. В России же, как и в других странах «неправильного» капитализма расцвету потребительского рая мешает коррумпированная «верхушка». Стоит ли говорить о том, что потребительская способность не является критерием развития общества? Возможно, личностям с мелкобуржуазным сознанием свойственна «колбасная» логика, ставящая во главу угла мерянье машинами, айфонами и количеством устриц, съеденных на обед, но по-настоящему прогрессивный человек не станет определять общественное развитие сортами колбас и марками автомобилей.
Но речь даже не об этом - неужели сторонники «правильного» капитализма никогда не задавались вопросом, почему жизнь в странах «западного» типа капитализма хороша даже среди пролетариата?
Чтобы найти ответ на этот вопрос, достаточно посмотреть на положение абсолютного большинства жителей стран «третьего мира», куда «правильные» капиталистические государства любезно перенесли основное своё производство. Отдавая права первопричины бедной жизни голодающего населения стран с «неправильным» капитализмом коррумпированности правящей «верхушки», великие буржуазные аналитики лишь расписываются в своей неграмотности. Такое представление не имеет ничего общего с объективной действительностью, потому что коррупция никак не может являться причиной «неправильного» капитализма, зато она может являться и является следствием самого капиталистического строя.
В марксистском понимании коррупцией можно назвать метод достижения буржуазией своих экономических интересов, нарушающий буржуазное же законодательство. Буржуазные законы принимаются для подавления эксплуатируемого класса. При диктатуре буржуазии государственная власть сосредоточена в руках класса капиталистов, представители которого трактуют свои законы так, как захотят. Коррумпированная власть - это лишь ещё один порок изжившей себя общественно-экономической формации, который не является маркером «правильности» или «неправильности» капитализма, а присущ абсолютно всем капиталистическим государствам.
Рассмотрим очередной случай вопиющей безграмотности и лжи: «правильный» капитализм отличает отсутствие в прошлом «коммунистических экспериментов». Наверняка в мелкобуржуазном сознании либералов и либертарианцев нет места заботам о жизни абсолютного большинства населения, не имеющего собственности на средства производства, а потому вынужденного продавать свою рабочую силу за копейки, потому они и забыли о том, что до победы революции в России рабочий класс абсолютно во всех странах «правильного» капитализма находился на положении, не сильно отличающемся от положения рабов при рабовладельческом строе. Именно страх перед всемирной социалистической революцией в XX веке заставил капиталистов идти на уступки пролетариату.
И конечно, как же без сказок о «постиндустриальном обществе», присущем «западному» капитализму, где доминирует сфера услуг - просто вишенка на торте. Снижение доли пролетариата и повышение доли «постиндустриальных» бездельников в странах «правильного» капитализма достигается путём всё того же переноса производства в страны Африки, Азии и Латинской Америки с «неправильным» капитализмом. Рабочие в этих странах только во сне видят потребительский рай «постиндустриального общества», а наяву работают в нечеловеческих условиях за гроши, чтобы потом какой-нибудь «постиндустриальный» менеджер со своего смартфона рассказывал всем байки о «правильном» капитализме и о том, что не существует никакой прибавочной стоимости.
Поговорим об описанной вначале второй части приверженцев разделения капитализма на «правильный европейский» и «неправильный российский» . Как было отмечено ранее, эти сторонники мифов и заблуждений не пренебрегают марксистским пониманием капитализма, однако от этого их утверждения не становятся объективными. Рассмотрим несколько их заявлений.
Так как экономика РФ в основном является сырьевой, большую часть дохода российским капиталистам приносит не прибавочная стоимость, создаваемая наёмными рабочими, а рента, возникающая от продажи практически необработанного сырья. Добыча сырья - это производство, охватывающее сразу несколько отраслей (сама добыча, обработка, транспортировка и т. д.) Неверно утверждать, что нефть и газ сами по себе, находясь в недрах, имеют какую-то ценность - они приобретают её после некоторых проделанных с ними манипуляций. В нефтегазовой сфере и смежных с ней отраслях занято колоссальное количество наёмных рабочих, создающих прибавочную стоимость для российских капиталистов. Без их труда российские капиталисты не смогли бы продать ни барреля нефти, ни кубометра газа.
Следующее утверждение: одними из основных форм получения прибыли капиталистами в России являются торговля и спекуляция, а отнюдь не наёмный труд. Такой способ получения дохода был характерен для 90-х, в период первоначального накопления капитала, когда после победы реакции российский капитализм только начал своё развитие. Существуя в условиях давления европейского и американского империализма, «молодой» российский капитализм, расхищая социалистическую собственность, утверждался самыми гнусными методами. В период тотальной резкой деиндустриализации наёмный труд приносил действительно не самую большую часть прибыли. Однако с 2000-х годов российский капитализм вступает в стадию империализма и государственно-монополистического капитализма, и основным источником его дохода становится именно прибавочная стоимость, получаемая использованием наёмного труда.
Как можно было видеть, практически все доказательства сторонников мифа о существовании «правильного» и «неправильного» капитализма базируются на никак не соответствующих действительности таких же мифах. Коммунистам и всем прогрессивно настроенным сознательным трудящимся важно понимать, что никакой «правильный» капитализм не даст им освобождения от гнёта капитала, потому как не существует никакого «правильного» и «неправильного» капитализма.
Даже те наёмные работники, которые неплохо живут в империалистических странах Северной Америки и Европы, всё равно эксплуатируются капиталистами; они также должны понимать, что их товарищи в странах «третьего мира» испытывают на себе все самые страшные ужасы капиталистической эксплуатации.
Необходимо понять, что только коммунизм сможет обеспечить действительное равенство всех членов общества, что только он уничтожит эксплуатацию и приведёт нас к миру, где «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».
Ну, вот. Наконец мы дошли до самого интересного. До современной Европы, как она сформировалась за последние 300 лет. А современная Европа в полной мере определяется теми тремя началами, имена которых я вынес в заголовок колонки.
И перед тем как перейти к исторической реконструкции, я хочу сделать серию достаточно сильных и достаточно ответственных заявлений.
Первое. Капитализм, промышленная система и демократическое правление не связаны ни причинно-следственным, ни генетическим образом.
Они представляют собой достаточно независимые начала, которые в современной истории просто сошлись . Как было принято выражаться в позднесоветские времена - так исторически сложилось .
Второе. Известные утверждения Макса Вебера об особом характере европейского индустриального капитализма, типологически отличного от восточных рыночно-капиталистических укладов, и о том, что этот особый европейский капитализм возник из духа протестантской этики, не выдерживают никакой критики, что бы об этом не думал положивший поп-веберизм в основу своей борьбы с Западом многоуважаемый Сергей Георгиевич Кара-Мурза.
Но сначала я хочу коснуться различения, не отраженного в заголовке к колонке.
Это восходящие к Фернану Броделю различения рынка и капитализма.
По мнению классика, рынок есть почти универсальный институт, почти универсальная инфраструктура человеческой хозяйственной деятельности. Рынок как система торговых путей, перекрестков этих путей - мест торговли и рыночных агентов, людей, осуществляющих торговлю, возникает чуть ли не с появления аграрной цивилизации и сопровождает человечество почти на всем пути его истории. Рынок сам по себе почти не приводит к существенному имущественному расслоению и к эксплуатации бедных богатыми.
В отличие от рынка, капитализм - это общественный порядок, построенный на социальном расслоении и эксплуатации бедных богатыми.
Капитализм вырастает не из торговли как таковой, а из торговли монопольной, где монополия держится на вооруженной силе бандитской государственности.
При этом эта монополия торговли, как правило, связана с ростовщичеством и другими финансовыми махинациями. Только при таких общественных условиях и может возникнуть феномен крупного капитала, по имени которого и получил свое название капитализм.
Лично я термину «капитализм», имеющему традиционное хождение в левой субкультуре, предпочитаю имеющий правое происхождение термин «плутократия» как более обидный. Впрочем, вопрос о терминах - это дело вкуса.
Но из вышесказанного уже ясно, что капитализм есть явление довольно-таки универсальное.
Как я уже говорил в предыдущих колонках, он существует с древнейших времен, являясь практически ровесником государственности, и традиционно существовал в трех основных формах - подчиненного уклада в социалистических империях и, особенно, в бандитских государствах; феномена самоуправляемых плутократических полисов внутри империй и бандитских государств; и, наконец, в виде независимых полисов - плутократических республик.
В чем же особенность и новизна новоевропейского капитализма?
В том, что впервые за всю историю человечества плутократический уклад из вспомогательного, подчиненного уклада, находящегося на службе верховной власти, стал укладом господствующим, зачастую претендующим на эту верховную власть, или, по крайней мере, на контроль за нею.
Как это произошло достаточно хорошо описано у Иммануила Валлерстайна в его концепции возникновения глобальной Мир-Системы, и очень неплохо дополнено у его ученика Джованни Арриги и у наших соотечественников Бориса Поршнева и Андрея Фурсова.
Великие географические открытия привели к рассвету королевской торговли. И ничего «капиталистического» в веберовском смысле в этой смеси завоевательных экспедиций, работорговли, пиратства и торговли колониальными товарами не было.
Вторым «источником и составной частью» этого самого Первоначального Накопления была Столетняя война английских лендлордов со своим народом - огораживание, приведшая к созданию текстильной промышленности.
Но здесь, хотя и не было поначалу никаких станков и машин, все же присутствовала социальная инновация в виде самой оргформы мануфактуры.
А третьим началом Великой Плутократической Революции было вторичное закрепощение крестьян в Центральной и Восточной Европе ради создания массовой хлеботорговли. Да-да, то самое крепостное право, которое теперь так любят поминать лихом.
Как видите, все это весьма далеко и от «рационально-индустриального» капитализма по Веберу, и от пресловутой «протестантской этики». Тем более, что в этом бандитском капитализме с одинаковым успехом подвизались и католики, и англикане, и пуритане, и, с ХVIII века, православные. Ну а уж об иудеях и говорить нечего. Им, как известно, нет и не было равных в ростовщичестве и финансовых махинациях. Да и в работорговле они съели не одну собачью упряжку.
Это - о капитализме. При этом добавлю, что лет этак 200 - 300 он вполне себе процветал безо всякой промышленности.
У самой же промышленности совсем другая родословная. Писать ее довольно сложно, поскольку промышленность есть социальный институт, в значительной мере основанный на инновациях. А, стало быть, не вполне встраиваемый в простую генетическую линию.
Но думаю, на сегодняшний день можно с уверенностью сказать, что истоки европейской индустриальной системы относятся к Бенедиктинскому Возрождению XIII - XV веков, как это видно из работ Луиса Мамфорда и нашего соотечественника Германа Сунягина.
Вся европейская промышленность выросла из водяной мельницы, башенных часов и зеркала, изобретенных благочестивыми и трудолюбивыми бенедиктинскими монахами. Кстати, независимо от западного монашества, похожая традиция несколько позже возникла и у нас в России, что особенно было заметно на Соловках.
Этот поток инноваций прихотливо переплетался с Великой городской революцией и привел к несколькистолетнему расцвету европейских ремесел. Он же являлся основой и источником будущей Великой промышленной революции XVIII - XIX веков.
И только в XVIII веке, ближе к его концу, соединившись с уже существующей несколько столетий оргформой мануфактуры, европейская промышленность приобрела современную форму, в которой она смогла встроиться вовнутрь капиталистической системы.
Ну, а о происхождении европейской демократии я вам уже прожужжал все уши во многих предыдущих колонках.
Не буду утомлять вас упражнениями в сфере «наукники» и «квадратодинамики», но любой образованный человек может проверить мой тезис о независимости капитализма, индустриализма и демократии друг от друга, вспомнив примеры реальных обществ, в которых эти институты реализованы по раздельности - от средневековых швейцарских и фризских кантонов до самурайской Японии после революции Мейдзи и нашего родного Советского Союза.
Ну, а итоговый вывод сегодняшнего расследования довольно прост.
Эпоха абсолютизма и его оборотной стороны - Великой плутократической революции - являлась сильнейшей деградацией западного мира по сравнению с предшествовавшей эпохой.
Большинство современных стран сегодня живут при капитализме, в рамках капиталистической парадигмы, которая заключается в том, что капитал должен расти, цель бизнеса - получение прибыли, частная собственность - основа экономики и так далее.
Но капитализм не во всех странах одинаков.
Дело в том, что в разных странах различается основной источник капитала и порой различается очень существенно. А если различается источник капитала, то различается и то, что получается в конечном итоге.
Различается степень бесчеловечности капитализма, если можно так выразиться.
Но в чем же различия?
Давайте посмотрим на то, из чего формируется капитал в разных странах.
В США капитал имеет в основном финансовую основу и формируется за счет того, что ФРС дает всем доллары под процент. Причем не только американцам, но и всему миру. Доллар стал мировой валютой и за счет этого США прекрасно живут последние 70 лет. Время от времени ФРС выпускает новые доллары, немного обесценивая всю выпущенную ранее массу, в том числе находящуюся за рубежом. Тем самым вынимает часть денег из карманов всех зарубежных держателей долларов. Как бы собирает налог на пользование своей валютой. Это называется экспорт инфляции. Грубо говоря, США сами себе печатают доллары, чтобы покупать на них за рубежом все, что угодно. И еще часть долларов возвращают себе, продавая гособлигации, которые никогда не будут погашены полностью.
Именно поэтому по всему миру расположены американские военные базы и большая часть американских военных служит за пределами США. К этому добавляется технология неоколониализма, которая вообще не требует оккупации в классическом понимании и базируется на колониальной администрации, набранной из местных «жрецов демократии», которые получают от США и ЕС признание (ярлык на демократию) и пользуются им чтобы находиться у власти, пилить бюджет, выводить капитал за рубеж и при этом считаться внутри страны хорошими прогрессивными управленцами, эффективными менеджерами.
Но с США все более-менее понятно, а на чем держится капитализм в Европе?
Капитализм в Европе базируется на обширном внутреннем рынке, который является прекрасной базой для развития самых разных производств и технологий, которые, получив прекрасные начальные условия, далее распространяются по всему миру и приносят Европе вполне ощутимый доход.
Но главное в другом - первичной основой европейского капитализма является большой компактно расположенный внутренний рынок и развитое собственное производство, технологическая база и сфера услуг. А на чем держится производство, технологическая база и сфера услуг? На самих европейцах, которые все это производят, изобретают и обслуживают. То есть на людях. И даже автоматика, которая сегодня является основной большинства производств, в Европе своя, разработана и создана самими европейцами - немцами, англичанами, итальянцами.
Таким образом, в основе европейского капитализма лежит человеческий капитал - труд и способности самих европейцев. А потом уже к этому добавляются премии, которые покупатели европейской продукции вынуждены платить, потому что европейские производители быстрее других налаживают выпуск новых товаров и захватывают внешние рынки.
Конечно, не будем забывать о том, что Евросоюз длительное время был противовесом соцлагерю и развивался при активной поддержке США - военной, политической и экономической. А после ликвидации СССР европейские производители быстро захватили рынки Восточной Европы, России и Средней Азии. Но это не отменяет сказанного выше о том, что в основе европейского капитализма лежит собственный человеческий ресурс.
Примерно так же устроен японский и южнокорейский капитализм. Он тоже развивался при поддержке США, но в основе его функционирования - трудолюбивые и дисциплинированные японцы и корейцы, хорошо организованные и занимающиеся не только сборкой готовой продукции, но и разработкой технологий и оборудования (то есть средств производства). Таким образом, в основе японского и южнокорейского капитализма - опять же человеческий ресурс.
И в основе китайского «соцкапитализма», если можно так его назвать - тоже человеческий ресурс, только несколько своеобразный. Китайское «экономическое чудо» было основано на экстремально дешевой рабочей силе, очень большой, компактно расположенной и хорошо приспособленной к монотонному кропотливому труду. К тому же китайцы хорошо научились оптимизировать европейские и американские разработки, упрощая их, удаляя лишнее и выпуская как свои, еще дешевле. И не выплачивая лицензионных отчислений.
А теперь давайте посмотрим на капитализм в России.
Основой российского капитализма является сырье, топливно-энергетический комплекс и в качестве дополнения производство оружия. И даже те немногие производства, которые продолжают работать - это в основном остатки советской промышленности. Вертолетостроение осталось от СССР. Атомная энергетика осталась от СССР. И производство оружия осталось от СССР. Даже самые современные калибры и арматы - это доводки советских разработок.
И российскому капитализму не нужен 150-миллионный народ, потому что он для него не является основой. Основой российского капитализма является сырье и кое-что из советского наследства, а народ - просто балласт, иждивенцы.
Российскому капитализму не нужен высокий уровень жизни в России, потому что внутренний рынок не является основой развития производства, как в Европе. Не нужна система образования, потому что технологии тоже не являются основой формирования капитала, а персонал для буровых можно подготовить в нескольких профильных ВУЗах или вообще нанять за рубежом. 150-миллионный народ не нужен как таковой. Даже армию при желании можно набрать из легионеров. Кстати, закон уже сегодня позволяет принимать иностранцев на службу по контракту.
Отток капитала из России за последние 16 лет составляет около триллиона долларов (данные ЦБ РФ), эта сумма сопоставима с полученным доходом от продажи нефти и газа. Таким образом, все заработанное на продаже нефти и газа Россия так или иначе отдает обратно. Получается, что нефть и газ Россия экспортирует почти бесплатно, на уровне себестоимости добычи.
Вот такой в нашей стране получился капитализм.
Капитализм - вообще ублюдочная система, даже в Европе.
Но российский капитализм - самый ублюдочный из всех, самый бесчеловечный.
Загрузка...