Скачать: Что статья Владимира Путина по национальному вопросу не. (
1999), и в завершение этой серии - книга «Реквием по этносу» (2003).
Против эссенциалистской концепции этноса Тишков выдвинул. Авторская динстинкция этноса и нации, сформулированная с позиций. Тишков В. Реквием по этносу: исследования по социально-культурной. . Вопрос о природе и сущности этничности, этноса, нации. «Реквием по
этносу» В.А. Тишков призывает даже к тому, чтобы отказаться.
Тишков В.А. Реквием по этносу: Исследования по социально-культурной антропологии. М.: Наука. 2003. - 544 с. - ISBN 5-02-008820-Х. Книга доступна для скачивания. Глава I. Этнография и социально-культурная антропология. Глава II.
Единство и многообразие культур. Глава III. Феномен этничности. Глава IV. Тишков В.А. Реквием по этносу: Исследования по Чтобы скачать этот файл зарегистрируйтесь и/или войдите на сайт используя. В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Тишков. Тишков В. А. Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии.
ИНСТИТУТ ЭТНОЛОГИИ И АНТРОПОЛОГИИ РАНКниги вне категорий: Соколова З. П. Ханты и манси. Взгляд из XXI века. Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо- Маклая РАН. М. : Наука, 2. 00. ISBN 9. 78- 5- 0.
Скачать публикацию Европейскаяинтеграция и культурное многообразие: В 3 ч. Отв. ред. М. Ю. Мартынова. Ч. III: Традиционные ценности и новые ориентиры.
М., ИЭА РАН, 2. 00. ISBN 9. 78- 5- 4. Скачать публикацию Европейскаяинтеграция и культурное многообразие: В 3 ч.
Отв. ред. М. Ю. Мартынова. Ч. 2: Европейский образ жизни. М., ИЭА РАН, 2. 00. Скачать публикацию Европейская интеграция и культурное многообразие: В 3 ч. Отв. ред. М. Ю. Мартынова.
Ч. 1: Идентичность и миграции. М., ИЭА РАН, 2. 00. Скачать публикацию Степанов В. В., Тишков В. А. (ред.) Новые этнические группы в России.
Пути гражданской интеграции. М.: ФГНУ "Росинформагротех", 2. ISBN 9. 78- 5- 4. Скачать публикацию Жуковская Н.
Л. Мир традиционной монгольской культуры. Lewiston, Queenston: The Edwin Mellen press, 2.
ISBN 0- 7. 73. 4- 3. Скачать публикацию Пушкарева Н. Л. Русская женщина: история и современность. История изучения "женской темы" русской и зарубежной наукой.
Материалы к библиографии / Н. Л. Пушкарева. - М. Ладомир, 2. 00. 2. ISBN 5- 8. 62. 15. Скачать публикацию *В. А. Липинская. Традиционная культура русского народа в средней полосе Европейской части страны.
Этнографический альбом - Самара: ООО "Медиа- Книга", 2. ISBN 9. 78- 5- 9. Крыцин И. А. Окраины Москвы (повесть Ивана Крыцина). Малая серия: «Этнографический источник» / отв. В. А. Тишков. М.: ИЭА РАН, 2. ISBN 9. 78- 5- 4. Скачать публикацию Власова И.
В. Русский Север: историко- культурное развитие и идентичность населения. М.: ИЭА РАН, 2. 01.
ISBN 9. 78- 5- 4. Скачать публикацию Дубова Н. А., Куфтерин В. В.
Антропология населения Южного Узбекистана эпохи поздней бронзы (по материалам некрополя Бустон VI) [Серия «Этническая антропология Средней Азии». Вып. 4]. Москва: Старый сад, 2. ISBN 9. 87- 5- 8. Скачать публикацию *Баринова Е.
Б. Китай и Южная Сибирь в древности: два вектора взаимодействия: монография. Москва: Новое Время, 2. ISBN 9. 78- 5- 9.
Филиппова Е. И. Территории идентичности в современной Франции. М.: ФГНУ "Росинформагротех", 2. ISBN 9. 78- 5- 4. Этнография полевой жизни: воспоминания сотрудников ИЭА РАН / Отв. И. А. Аржанцева, М. Л. Бутовская. – М.: ИЭА РАН, 2.
Скачать публикацию. ISBN 9. 78- 5- 4. Савоскул С. С. Мой Переславль. О локальном самосознании личности. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2.
Скачать публикацию. ISBN 9. 78- 5- 4.
О Г Л А В Л Е Н И Е
Введение |
|
ЭТНОГРАФИЯ И СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ АНТРОПО- |
|
Писание книги как этнографический сюжет |
|
Почему эта книга? |
|
Российская этнология: статус дисциплины и состояние теории |
|
Этнография как метод и как жанр |
|
Поле и политика |
|
ЕДИНСТВО И МНОГООЬРАЗИЕ КУЛЬТУР |
|
Как возникло человечество? |
|
Определение культуры |
|
Этническая общность и этничность |
|
Типология культур |
|
Понятие расы в современной антропологии |
|
Этногенез, этническая история и динамика групп |
|
Характер расселения и поселений |
|
Социальная организация |
|
Политическая организация |
|
Системы жизнеобеспечения и историческая типология обществ |
|
Материальная и духовная культура |
|
Религия, магия и культовые практики |
|
ФЕНОМЕН ЭТНИЧНОСТИ |
|
Этничность как термин и как субстанция |
|
Эволюция исследовательских подходов |
|
Этничность как форма социальной организации |
|
Конструирование этнической идентичности |
Дрейф идентичности и этническая процессуальность |
|
Этничность и государство |
|
Этничность и "дружба народов": ошибки структурализма |
|
ПОСТНАЦИОНАЛИСТИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ НАЦИОНА- |
|
О слабости традиционного взгляда |
|
Поздний национализм как политический проект |
|
Что есть национализм? |
|
Нулевой вариант для государств и этнических общностей |
|
Перепись и государство |
|
Переписи в конструировании категорий |
|
Как создаются население и группы в переписях |
|
Изобретение культурных категорий |
|
Методологический тупик американской переписи |
|
Постсоветские переписи |
|
Программа переписи: взгляд назад или взгляд вперед? |
|
Язык и перепись |
|
О "списке народов" |
|
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА МНОГОКУЛЬТУРНОСТИ |
|
Мультикультурализм как концепт |
|
Начало и опыт мультикультурализма |
|
Российская перспектива |
|
После многонациональности |
|
ВОСПРИЯТИЕ ВРЕМЕНИ |
|
Культурное и политическое время |
|
Исходные позиции науки о времени |
|
Проблемы "нашего" времени |
|
Время нашей повседневности |
|
Антропология часового времени |
|
КУЛЬТУРНЫЙ СМЫСЛ ПРОСТРАНСТВА |
|
Пространственная организация и современные проекции |
|
Теории культурного пространства |
|
Факторы и смысл движения людей в пространстве |
Обозначение и центрирование пространства |
|
Историческая динамика пространственных сетей |
|
Пространственные границы и образы |
|
ТОЛЕРАНТНОСТЬ И ЭКСТРЕМИЗМ |
|
Толерантность как основа культуры мира |
|
О природе толерантности и нетерпимости |
|
Постсоветский контекст |
|
Стратегия и механизмы культуры мира |
|
Международные аспекты внутреннего согласия |
|
Стратегии противодействия экстремизму |
|
ПРИРОДА СЕПАРАТИЗМА И ТЕРРОРИЗМА |
|
Мораль сепаратизма |
|
Причины сепаратизма |
|
Инициаторы сепаратизма |
|
Ресурсы сепаратизма |
|
Крах идеологии меньшинств |
|
Сепаратизм и СМИ |
|
Сепаратизм как новая геополитика |
|
Социально-культурная природа терроризма |
|
КУЛЬТУРА НАСИЛИЯ |
|
Насилие: хрестоматийные подходы |
|
Определение насилия |
|
Легитимации и динамика насилия |
|
Внешний дискурс насилия |
|
Внутренний дискурс насилия |
|
Версия грязной войны или заговора против народа |
|
Война как болото и как преисподняя |
|
Война как всеобщее безумие |
|
АНТРОПОЛОГИЯ РОССИЙСКИХ ТРАНСФОРМАЦИЙ |
|
Советское и постсоветское |
|
Демография как политика |
|
Этнический процесс и этническая процессуальность |
|
Пища, одежда, жилище |
|
О государстве и проблеме лояльности |
|
Антропология власти, или феномен "племени на холме" |
|
Поведенческие нормы и духовная жизнь |
ТЕОРИЯ И ПОЛИТИКА ДИАСПОРЫ |
|
Слабости традиционного подхода |
|
Диаспора и понятие "родина" |
|
Диаспора как коллективная память и как предписание |
|
Механизм и динамика диаспоры |
|
Где и когда российская диаспора? |
|
Новые диаспоры или транснациональные общности? |
|
Увлечение диаспорой |
|
Диаспоры как источник нестабильности и насилия |
|
Диаспоральные роли |
|
"Родина" как идентичность |
|
ДИАЛОГ ИСТОРИИ И АНТРОПОЛОГИИ |
|
Проблема идентичности в истории и антропологии |
|
Конструируя реальность через теорию |
|
История как политика признания и отрицания |
|
Советское наследие и постсоветские траектории |
|
Генезис нового мира |
|
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ (B.C. Малахов. Валерий Тишков и мето- |
|
дологическое обновление российского обществоведения) |
Эта книга о социально-культурной антропологии, включая этнологию, и об этнографическом методе как фундаменте одной из самых всеохватывающих и влиятельных гуманитарных дисциплин, а также о самих этнографах/этнологах/антропологах, - так по-разному называют себя те, кто занимается данной наукой. Задача книги формулируется просто: если я вместе со многими другими этнологами и историками разделяю мнение, что в основе современного мирового процесса лежит не просто эволюция мировых систем и организмов, а плотное и постоянное взаимодействие факторов глобальной интеграции и локальной автономии (феномен, иногда называемый глокализацией), тогда почему бы не считать главным в этнографическом методе включенного наблюдения установку видеть "все и во всем" (everything everywhere, используя слова Джорджа Маркуса1 )?
Тем самым возможно радикально расширить горизонты дисциплины, преодолев нишу этничности и групповую категоризацию предмета научного изучения ("только этнос и ничего кроме этноса"2 ). Это гораздо более обещающий путь познания культурного разнообразия и культурных смыслов деятельности человека и создаваемых им различных социальных коалиций по сравнению с исследованием дискретных единиц антропологического (этнологического) анализа и их отношений между собой. Однако эта установка современной интерпретивной антропологии трудно воспринимается в российском научном сообществе и поэтому вынуждает меня вступать в полемику с моими критиками, хотя я всячески старался избегать этого все последние годы в расчете на постепенно приходящее понимание.
Как мне представляется, в основе антропологического (этнологического) подхода лежит простая вещь: я вижу то, что я знаю, и я знаю то, что я вижу. Другими словами, включенное наблюдение антрополога и поставленная им исследовательская задача определяются в решающей мере его предшествующим знанием и умением, собственными культурными установками и господствующими предписаниями. "Привези мне с Таймыра матриархат у нганасан", - наставлял В.О. Долгих своего молодого аспиранта Ю.Ь. Симченко во времена всеобщего увлечения со-
ветских этнографов матриархатом как ранней стадией первобыт- но-общинного общества3 .
В свою очередь антропологическое знание берет свое начало из целенаправленного наблюдаемого и анализируемого первичного материала, который может быть не только живой действительностью, но и остатками прошлой жизни. Но в любом случае этно в корневой основе нашей дисциплины означает не коллективную субстанцию, а специфический метод и взгляд. «Почему ваш магазин называется "Этнос"», - спросил я владелицу маленькой лавки в Венеции. "А это то, что я собираю по деревням, и то, что выглядит не так, как многое, что нас окружает", - ответила итальянка и вручила мне свою визитную карточку, на которой красовалось название магазина. В этом ответе было больше истины, чем в ставшем хрестоматийным утверждении, что с древнегреческих времен "этнос" означает "народ".
Если ученый имеет установку изучать "традиционную культуру" как некогда существовавшую или трудно сохраняющуюся культурную норму, то он не видит культурного смысла в придорожном оптовом рынке, комплексе заправочной станции или в местоположении и названии автобусной остановки, а "Макдональдс" в городе и громогласная поп-музыка на деревенской улице его ужасают и раздражают как разрушители искомой или лелеемой культурной чистоты. Если ученый занимается древними обществами и культурами, то его "уход в первобытность", столь убедительно описанный Ю.И. Семеновым4 , конечно, гораздо более успешен, чем обратная дорога в современность. Такому исследователю представляется безусловным приоритетом анализ законов и стадий общественной эволюции, которые, в свою очередь, должны определяться реально существующими социально-истори- ческими организмами (социоры, как их называет Ю.И. Семенов).
Для "первобытника" да и для этнографа-традиционалиста в современности интересны рецидивы архаики и их скрываемая первичная значимость. Реформируемая российская экономика и меняющийся уклад жизни, включая новые отношения собственности, представляются ими как возвращение или заимствование одного из "способов производств", существуюших в качестве стадии исторической эволюции, а человеческие стратегии освоения новых возможностей в условиях рыночных реформ рассматриваются как извлечение из культурного арсенала архаических механизмов кризисного выживания.
Разглядывание первобытности в современных коллизиях считается торговой маркой этнографов и антропологов (историки злоупотребляют этим явно меньше). Такой взгляд почти всегда вызывает волнительный интерес неофитов и тех, кто не спо-
собен найти объяснение нынешних проблем современными факторами, а их решение современными средствами. Как считают апологеты глубоких этнографических реконструкций, если бы российское общество знало, что чеченцы - это доживший до наших дней этнокультурный реликт ("примордиальная этническая нация", по словам американского антрополога и журналиста Анатоля Ливена), что они продолжают жить по законам обществ эпохи военной демократии и что они по своему менталитету и духу есть настоящие античные воины ("Антеи с гранатометами", как их определил тот же Дивен), тогда бы российские политики
и военные не начали войну в Чечне и не совершили бы тем самым "ошибку колониальной этнографии" 5 .
Ученые, пребывающие в рамках больших эволюционных схем
и позитивистского видения, воспринимают как враждебное "западное влияние" призывы других коллег посмотреть диалогичным взглядом на окружающую сложность и неопределенность мира и одновременно на себя в этом мире, сделать предметом анализа не только отражаемую реальность, но и реальность отражения и интерпретации. В этом "западном влиянии" самый большой грех в российском обществознании называется страшным словом постмодернизм. Как когда-то Н.С. Хрущев обозначал зачинателей модернистских интерпретаций в советском искусстве грубым словом, так и сегодня сомневающихся в историко-эволюционных схемах моргановских и марксовых времен обзывают "философствую-
щими постмодернистами", "невеждами и интеллектуальными мошенниками"6 . При этом авторы этих ругательств не утруждают себя анализом работ инициаторов и последователей интерпретивной антропологии или же оценок профессиональных историков антропологического знания, а всего лишь отсылают читателя к поспешно переведенной на русский язык книге об "интеллектуальных уловках" постмодернизма, написанной двумя зарубежными профессорами физики. Это все равно, что сослаться на работы математика А.Т. Фоменко по псевдоразоблачению современной профессиональной историографии как некоего мошенничества, включая якобы фальсификацию древненовгородских культурноархеологических пластов и ранних письменных источников.
Ирония заключается в том, что под "западным влиянием" Г.Л. Моргана, К. Маркса, Ч. Дарвина, Ч. Спенсера, Э. Тэйлора, М. Вебера устойчиво пребывает отечественный эволюционизм, основанный на позитивистской схематике, а современная интерпретивная герменевника, в том числе так называемый постмодернизм, как навязанный лейбл для одного из критических направлений, на самом деле восходит к русским (российским) корням, связанным с именем М.М. Ьахтина и с творчеством русско-
го литературного и изобразительного авангарда. Однако тщетно искать в российских компендиумах философии истории и в учебниках по этнологии7 упоминания в текстах наиболее цитируемых
в мировой социально-культурной антропологии отечественных ученых, таких, как В.Я. Пропп или М.М. Ьахтин. Вот "незападные" Морган, Маркс, Тэйлор - это пожалуйста.
Напомним, что из творчества Проппа вырос мировой структурализм8 , также в свое время характеризуемый в нашей стране разными бранными словами, особенно в более ранних работах тех же самых отечественных хулителей постмодернистских "патологий", а из наследия Ьахтина - современная интерпретивная антропология, часто обзываемая постмодернизмом. Однако этим подходам не находится места среди стойких "отражателей" объективной реальности и бескомпромиссных "установителей" объективности истины.
Ьудучи сторонником методологического индивидуализма и противником исключительного статуса теоретических метасхем,
я не устаю поражаться нетерпимости академической ортодоксии
в отношении каких-либо отклонений от некогда доминирующей теоретико-методологической парадигмы. Этот культурный феномен в рамках академического этноса, особенно среди субэтноса российских этнологов, мне интересен по двум причинам: он касается меня, как объекта научной политики и научного менеджмента в качестве руководителя ведущего в стране научно-иссле- довательского института и как субъекта ставшей для некоторых "философов этноса" почти ритуалом и карьерным вознаграждением "критики Тишкова" - главного в стране постмодерниста и конструктивиста. "А Вы правда не признаете существование этносов?" - с боязливым придыханием спросил меня однажды один из студентов кафедры этнологии МГУ и как-то импульсивно отстранился. "Ну как же, я Вас знаю, и что - этносов нет?" - сказал при нашей первой встрече тогдашний руководитель "грефовского" Центра стратегических разработок Дмитрий Мезенцев, нынешний член Совета Федерации.
Но все это мелкие штрихи. Ьолее фундаментально нетерпимость выражается в самом научном сообществе, включая коллектив Института этнологии и антропологии РАН. Последний пир по поводу величия теории этноса и прошлой советской этнографии, а заодно похороны ревизионистов и современной этнологи-
ческой науки в целом устроили некоторые авторы публикации, посвященной памяти Ю.В. Ьромлея9 . Этому же сюжету "охраны этноса" посвящается на протяжении последнего десятилетия раздел в журнале "Этнографическое обозрение" с расстрельным для несогласных названием "Теория этноса".
В принципе мы имеем два среза объяснения нетерпимости со стороны ортодоксии. Есть общая закономерность отторжения ревизий и неприятия критики общепризнанного со стороны представителей более старшего поколения и академического (включая университетское) истеблишмента. Так, например, в западной, прежде всего в американской антропологии также подвергался критике постмодернизм и именно с целью его дискредитации использовался этот термин, которым сами сторонники ревизии и критики модернистского проекта никогда себя не самоопределяли10 . Кстати, для антрополога это более чем понимаемая позиция, ибо ему хорошо известно, что статус и власть в любых людских сообществах держатся не только на прямом принуждении, но и на авторитете. В академическом сообществе - фактически только на авторитете, который намеренно формируется, всячески оберегается и активно используется11 .
Из известных мне крупных европейских ученых-антрополо- гов явную нетерпимость к критическому направлению проявил Эрнест Геллнер, который в свое время поразил меня едкими высказываниями в адрес выдающихся французских антропологов и социологов, положивших начало большим переменам в гуманитарном знании второй половины XX в. Этому могут быть найдены свои объяснения: как человек с восточноевропейскими интеллектуальными корнями и как сторонник модернизационного проекта, он все же оставался социологическим реалистом и все его работы строились на базе философского позитивизма.
Антропологов старшего поколения раздражал также, как им казалось, пересмотр фундамента антропологии - полевой работы в ее устоявшемся понимании как длительное детальное изучение малых сообществ путем включенного наблюдения, а также привнесение в репертуар дисциплины большого числа до сих пор незамечаемых проблемных сфер, тем и сюжетов, "Старшим" часто казалось, что это может разрушить дисциплину вообще, а отрицание реальности культурно-гомогенных коллективов и отказ искать на Тробрианских островах или в Меланезии и Африке первобытные сообщества или хотя бы первобытные системы социальных отношений и символических значений представлялись им как уничтожение самого предмета науки.
Сходная ситуация наблюдается в последние годы и в российской этнологии, хотя далеко не все "старшие" отвергают новые подходы и далеко не все "младшие" являются носителями нового. Негативную реакцию вызвали высказанные мною в конце 1980 - начале 1990-х годов некоторые положения, интерпретировавшиеся как отрицание объективного знания и пред-
мета этнологической науки. В данном случае мне важны не аргументы, а сам феномен неприятия и растекающейся по периферии критики моих отдельных высказываний относительно социального конструирования этносов и наций, а также названия статьи "Забыть о нации". Все последующие мои работы, в том числе и две книги по проблемам этничности и по этнографии общества в вооруженном конфликте, выполненных в достаточно традиционном ключе этнографического изыскания, уже не имели никакого значения. Ьыл вывешен своего рода красный флажок или предупреждающий знак, что существует постмодернизм-конструктивизм в отечественной этнологии, а его главный глашатай пытается упразднить науку вместе с ее предметом, а через это вызвать в стране дестабилизацию и конфликты.
Десятки кандидатских и докторских диссертаций по этнической тематике, если судить по имеющимся в моем распоряжении их авторефератам, в суррогатных историографических введениях, в которых дается мало что значащее перечисление "предшественников", содержат случайный ряд имен по теоретико-метод- логическим или тематическим принципам, где обязательным является упоминание моего имени среди конструктивистов или постмодернистов. Что касается монографий и учебных пособий, то здесь ритуал критики исполняется с некоторым цитированием, почти всегда неточным и всегда чрезвычайно выборочным. От кого пошла эта критика, в какой момент и почему - вопрос не менее важный, чем суть самой критики.
Раньше всех и в ясной форме выразил свою реакцию тогдашний главный редактор журнала "Советская этнография" М.В. Крюков: "Как можно отрицать этносы и заниматься этнографией, а тем более - национальной политикой?!" За ним последовали В.И. Козлов, Ю.И. Семенов, В.В. Пименов - все те, кто много писал на тему об этносах и причислял себя к числу соавторов советской теории этноса. Жесткий пафос их оценок трудно понять, но его можно списать на доставшийся нам от прошлого разоблачительный стиль, включавший дегуманизацию объекта самой критики. Но их мотивацию и убежденность понять можно: человек, не имеющий базового этнографического образования и не прошедший этнографические экспедиции, не может быть "настоящим этнографом", а тем более подвергать сомнению то, что на самом деле всего два десятилетия назад составляло такую же ревизию от имени столь же этнографии необученного и в экспедициях не бывавшего Ю.В. Ьромлея. Но защитникам этноса написанное ими и Ьромлеем казалось фундаментальным основанием. Ими забывалось, что и самим словом "этнос" отечественная
Накануне VIII Конгресса этнографов и антропологов России, который пройдет с 1 по 5 июля, и главная тема которого обозначена как «Границы и культуры», опубликовал в Интернете свой доклад на предстоящем пленарном заседании.
Валерий Тишков во многих научных трудах и в публицистике вольно или невольно являет собой сущностный либерально-космополитический протест Запада против культурно-исторической сущности России.
Текст доклада, являющегося основным на общероссийском научном форуме, оставляет такое впечатление, что Тишков не только продолжает многолетнее сочинение «реквиема по этносу», но уже создает научно-публицистический реквием по пространству, в котором зарождается и обретает исторические основы этнос.
Автор доклада недвусмысленно подвергает критическому пересмотру тот факт, что «в науке долгое время существовала теория, которая исходила из «естественности» наций, прирожденности национальных особенностей народов, зависимости их психического склада от условий мест обитания». Тишков не принимает воззрения тех ученых, которые искали «теснейшую связь этнических рубежей с рельефом и природными условиями местности», следовательно – отказывает народам в праве на историческую родину, в итоге получается, что он готов обречь их на историческую бездомность в глобальном мире. И это прежде всего касается народов России.
В то же время докладчик вынужден признать, что с природными условиями местности связывали формирование народа и «некоторые корифеи отечественной историографии, как, например, В . М . Соловьев и В . О . Ключевский ». Но – не потому ли ясновидцы отечественного исторического знания не спешили отрывать народ от земли, что знали: существование на свете пространства, в котором зародился тот или иной народ, дает этому народу и исторические основы бытия, и метафизические средства для существования в виде уникальных географических образов и связанных с ними мифологий?
Отказывая народу в праве на первородную землю обитания, можно лишить его пространственного мышления, без которого невозможен народ, потому что без пространственного мышления невозможна его художественная культура. Потому именно «жесткая связка географии и культуры», которую явно не приемлет Тишков, и обеспечивает осмысленное и одухотворенное бытие народа под небесами. Более того, русская художественная и философская культура не существует вне понятия «русская земля», восходящего к области сакральной географии, очерчивающей физические и метафизические границы народа.
Тишков манипулирует тем, что «территория этногенеза» на сегодняшний день остается самым мощным аргументом в пользу объявления той или иной территории как этнической территории».
Наверное, нашим геополитическим оппонентам, которым нужны богатые энергоресурсами пространства России, было бы выгодно физически и метафизически оторвать от этих пространств ее народы, разубедить их в том, что они имеют историческое право на те или иные земли. Но народу жизненно необходимо знать о существовании в границах родного государства и своей этнической родины – первородного географического пространства. Такое знание есть основа полноценного социального и культурного бытия народа на земле.
Отрицая возможность существования целостных территорий, где формировались, в частности, русский или татарский народы, Тишков утверждает: «Киев и Новгород такими местами никогда не были, как ими не были Казань или древний Булгар».
Но и древний Булгар как раз и были такими территориями, потому что именно там начался процесс синергии разных племен и оформления их в татарский народ. И оформление происходило в конкретном месте, путем извлечения энергии из конкретного ландшафта. То же самое можно сказать о Киеве и Новгороде по отношению к русскому народу…
Что касается Валерия Тишкова, то он близок к правящим политическим кругам, является членом Общественной палаты страны, следовательно – оказывает реальное влияние на этнополитическое обустройство России. Потому для нас особенно небезразлично: хорошо ли знает эти народы этнолог, многие годы не перестающий сочинять «реквием по этносу», а сам этнос считающий всего лишь «воображаемой конструкцией», которая теперь, оказывается, не имеет права и на «этническую», то есть – свою историческую территорию? Насколько чуток Тишков к той метафизической материи, из которой непрерывно творит себя многонационально единая Россия, если людей, считающих «реквием по этносу» преждевременным, он называет «узколобыми националистами»? К сожалению, некоторые публичные суждения официального этнолога страны Валерия Тишкова, профессионально осведомленного в особенностях освободительного движения в Канаде, дают повод усомниться, что он в должной мере знает реальное бытие народов России.
Так, в одном из своих интервью Тишков говорил о том, что «в переписи 1989 года, например, была мордва, а в 1994 году, при промежуточной переписи, решили учесть, что у мордвы есть два диалекта – эрзя и мокша. Стали спрашивать: вы кто – эрзя или мокша? Ну люди и задумались: я – эрзя, а я – мокша. Вот так исчез мордовский этнос, причем не где-нибудь, а в самой Мордовии».
Создатель «российской нации» здесь явно не точен в суждениях. Эрзяне и мокшане, из которых состоит , задолго до 1994 года знали о том, что они являются таковыми. Более того, не переставали об этом знать на протяжении многих веков. Необходимо подсказать этнологу, что мокша и эрзя – это не «диалекты», а это финно-угорские народы со своим ярко выраженным самосознанием, со своими языками, имеющими заметное лексическое и синтаксическое различие. Уже более 80 лет выходят общественно-политические газеты, литературные и детские журналы на мокшанском и эрзянском языках, издаются книги, десятки лет выходят в эфир радио и телевизионные передачи, а на филологических факультетах университета и пединститута в Саранске функционируют мокшанские и эрзянские отделения. Это очевидные факты, и их следовало бы знать этнологу, если уж он берется публично переживать за существование «мордовского этноса».
Но здесь любопытно и другое. Тишков, судя по его словам, понимает, что при искусственном дроблении этнос может разрушиться, хотя это не касается мордовского народа – исторически раздробленного. Выходит, зная о том, что официальное дробление этноса способно его разрушить, он тем не менее в 2002 году, накануне очередной всероссийской переписи населения, предлагал растащить на множество кусков многомиллионный татарский народ, мотивируя это научной целесообразностью. Если для мордовских народов мокша и эрзя их историческая дифференциация является естественным и единственно жизнетворным на нынешнем этапе, то естественным состоянием татар является их этническая цельность. Мишари, казанские, астраханские или сибирские татары осознают себя, прежде всего, татарами, пользуются единым литературным языком. Получается, что в обоих случаях Тишков попирал естественную данность этих народов: мордвы – искусственно ее соединяя, унифицируя мокшу и эрзю, уже давно имеющих свои литературные языки, а татар – искусственно их разъединяя?
Свое дело Тишков продолжил и потом, когда стал , уже нанося исторический удар по мировоззренческой и духовной цельности и национальному самосознанию русского народа, чье национально-историческое имя в первую очередь и способна затмить «нация» Тишкова.
А в 2002 году за цельность татарского народа сумел заступиться президент Татарстана Минтимер Шаймиев . Приведем его комментарий к событиям того времени: «Если раньше в списке национальностей было указано «татары», а потом шло уточнение: «казанские татары», «астраханские татары», «сибирские татары», «кряшены» и так далее, то теперь, как предлагает директор Института этнологии и антропологии Валерий Тишков, эти уточнения должны быть записаны отдельными строками. А в таком случае единый татарский этнос, представленный как ряд народностей и этнических групп, окажется раздробленным. Кому это нужно? К сожалению, за этим уже просматривается политика. Отнестись к этому спокойно я не мог и, конечно, вмешался. Я вопрос ставлю просто: была перепись 1989 года, с тех пор новые народы не появились. Зачем выдумывать? Зачем на ровном месте создавать себе проблемы? Конечно, все дело в политике, и, разумеется, мы выступаем против подобных нововведений».
Чем можно объяснить подобного рода активность Тишкова? Известно, что он стремится реализовать в нашем пространстве американскую модель «нации», неприемлемую для России , чьей сущностью является этническая материя особого качества – метафизически привязанная к родной земле. И сочиняя «реквием по этносу» в России, Тишков восстает против самой исторической сущности нашей Родины, потому что «реквием по этносу» в изначально многонациональной России может означать только «реквием» по самой России.
Тишков являет собой одно из таких, пусть и не самых значительных, но, видимо, необходимых препятствий на историческом пути многонационально-великой России, хранящей себя на живом и мыслящем ландшафте.
Историк Наталья Нарочницкая уверена в том, что «многие национальные трения сейчас происходят не от гипертрофированного национального чувства, наоборот, от чувства неуверенности в нем. Поэтому нужно, чтобы все народы не стеснялись быть тем, кто они есть». Историк не считает «очень правильным насильно заставлять русских называть себя только россиянами. Тот плохой русский, кто перестанет чувствовать свои корни, он станет и плохим россиянином. Родина у него будет там, где будут ниже налоги».
Но все равно, было бы не совсем точно сводить феномен Тишкова только к конъюнктурному преклонению перед Америкой, хотя, может, он и связан с западными фондами, может, и пользуется в своей работе западными грантами.
Валерий Тишков во многих научных трудах и в публицистике вольно или невольно являет собой сущностный либерально-космополитический протест Запада против культурно-исторической сущности России. В данном случае Тишков – знаковая фигура. Более того, в силу своего общественно-политического и служебного положения Тишков в нашем представлении наиболее ярко реализует на современном этапе саму глобальную тенденцию по искусственному отдалению России от своих исторических и духовных корней. А сейчас еще пытается «научно» обосновать и отсутствие права народов России на исконное историческое пространство под солнцем. Ведь и Геракл смог сокрушить Антея только потому, что оторвал его от родной земли, дававшей великану силу.
Деятельность Тишкова касается стратегических основ России, по этой причине мы и обратились непосредственно к его персоне.
А социально-гуманитарная сущность многолетних деяний Тишкова наиболее красноречиво проявляется в отрицании им теории этногенеза Льва Гумилева , мужественно свидетельствовавшего о воссоединении Древней Руси и Великой Степи – во имя совместного удержания первородного пространства наших народов.
Тишков не приемлет научные воззрения Гумилева, «который вообще считал этносы порождением окружающей энергии, среды, природы, некоего пассионарного толчка». Тишков не скрывает своего раздражения в связи с выходом миллионных тиражей книг Гумилева, чьи признанные в мире фундаментальные выводы о связи этногенеза с геосферой Земли называет «несостоятельными конструкциями».
Но мы, поддерживая мировоззрение и мироощущение Гумилева, рады возможности уже от себя констатировать: живое пространство многообразного ландшафта Земли создает уникальные народы.
Мыслящая и одухотворенная земля создает уникальное лингвистическое и мировоззренческое многообразие народов. Эту истину постигают историки-поэты, философы-поэты – им дано слышать философский глагол самой земли. И как раз озарения подобного рода и становятся основой такой неповторимой культуры мирового масштаба, какую много веков создает Россия. Как говорит Наталья Нарочницкая, «гражданская общность может совершенствовать политические институты, но не рождает ни сказок, ни басен, ни Шекспира , ни Гете , ни Моцарта , ни Достоевского . Шедевры рождает нация – немцы, русские, французы, татары, калмыки…»
Мы тоже выступаем за укрепление и совершенствование нашей гражданской общности, но – не за счет искусственной унификации народов, чему, на наш взгляд, способствуют воззрения автора «Реквиема по этносу» и многие его конкретные рекомендации по этнокультурному и этнополитическому обустройству России, а также его проект «Российская нация».
Эксклюзивные этнические основы, данные нашим народам самой творящей землей, напряженным грохотом гор и вольным сиянием степей, мудрым шумом лесов и великодушной тишиной полей, необходимы людям не для взаимного отчуждения, а нужны – для постоянной связи с историческими корнями, которые – в живой земле, в одухотворенном ландшафте.
Эксклюзивные этнические основы нам необходимы для совместного, более устойчивого удержания нашего животворящего пространства.
Если угодно, этнические основы необходимы людям для постоянной сокровенной связи с творящим абсолютом, к которому восходит и эволюционно необходимое для мира лингвистическое и мифологическое многообразие человечества. Людям, не потерявшим эти свои основы, будет уютнее являться субъектами гражданской общности, которая, в свою очередь, станет по-настоящему надежной. Во всяком случае, Россия представляется нам именно такой землей, и, занимаясь в России этнологией по-настоящему, невозможно не учитывать данную метафизическую реальность.
Отрывая этнологию от земли, творящей этносы, целенаправленно вырывая этнологию из естественного для нее географического контекста, можно лишить эту науку объективных оснований, следовательно – научности. Невозможно полноценно осмысливать закономерности эксклюзивного бытия народа вне того уникального пространства, которое в самосознании, философии и мифологии народа уже значится как историческая родина, как родная земля.
Наша художественная философия и наша философская историография свидетельствуют о том, что и самой творящей земле необходимы народы – в том или ином неповторимом культурно-этническом обличии. И не случайно они лучше сохраняют себя тогда, когда находятся возле природы, когда за них перед научно-техническим прогрессом и глобализацией заступается их естественная среда обитания, их географическая родина.
Безусловно, для нас важно стремление к братству со всем миром, породнение с общечеловеческими ценностями. Но для нас жизненно важно в контексте человечества быть самими собой, то есть – не онеметь, а оставаться способными произносить свой уникальный глагол об обретении божественного единства мира и человечества. Историческое знание, подкрепленное поэтической философией, говорит нам о том, что именно в этническом многообразии творящий абсолют совершенствует и закаляет единство человечества.
Воззрения, связанные с поэтизацией исторического знания, Тишков нередко раздраженно называет «паранаукой», «чепухой». Но эта «чепуха» как раз и реально развивает наше гуманитарное знание, которое невозможно без философских прозрений о том, что народы создает одухотворенная и мыслящая природа, предписывая каждому из них свое место и свой путь на одухотворенной и мыслящей земле.
Тем не менее, Валерий Тишков необходим эволюции гуманитарного знания, следовательно – и эволюции России, которая реализует вселенскую историческую судьбу, неизменно преодолевая препятствия в процессе отстаивания этнокультурного и геополитического своеобразия.
Так вот, Тишков являет собой одно из таких, пусть и не самых значительных, но, видимо, необходимых препятствий на историческом пути многонационально-великой России, хранящей себя на живом и мыслящем ландшафте, который провидчески обозначил в исторической науке и культуре Лев Гумилев. Тишков провоцирует озаренные умы патриотической интеллигенции, возражающей ему, на пронзительные размышления и на новые откровения, эволюционно необходимые для развития нашей России.
Тишков В.А. Реквием по этносу: Исследования по социально-культурной антропологии. – М.: Наука, 2003. 544 с. 2000 экз. ISBN 5-02-008820-X
Книга готовилась долго – в итоге в нее вошли и статьи середины 1990-х, и совсем недавние работы. Тем не менее, они составили концептуальное единство: в итоге взгляд на современное общество получился свежий и неожиданный. Чтение трудное: в каждой главе то, о чем не говорят. Природа сепаратизма, природа нетерпимости, культура насилия, понятие расы, и, разумеется, Чечня, Карабах, Абхазия и все прочие локальные конфликты без ретуши, присущей СМИ.
Название, конечно, мрачноватое – прямо-таки «ужас патриота». Как это – этнос хоронить?! Но Валерию Тишкову , директору Института этнологии и антропологии РАН и бывшему министру по делам национальностей, к роли красной тряпки не привыкать. В начале 1990-х он шокировал политиков ельцинского розлива фразами вроде “нация - это воображаемая общность” (совершенно невинными с точки зрения социальной антропологии). Да и не только политиков. В предисловии к книге Тишков с явной усмешкой пишет, как некий студент «с боязливым придыханием» спросил: «А вы правда не признаете существования этносов?» - и «как-то импульсивно отстранился» , услышав утвердительный ответ. Шарахались от Тишкова и политики – и не раз. Словом, настоящий mad scientist – от обществоведения…
Надо знать, что великой войне в отечественной этнографии – не один десяток лет. Отчаянные схватки с привлечением тяжелого оружия – сиречь партийной бюрократии – сменялись в ней относительно долгими периодами «холодного мира». До широкой общественности доносились, однако, лишь отзвуки – такие, как разгромная критика построений Гумилева . Дилетантские по существу (не вкладываю в это определение никакого оценочного смысла), они едва бы удостоились такой чести, если бы не конфликт в среде самих этнографов.
Снаружи все это смахивает на прения свифтовских «остроконечников» и «тупоконечников». Даже просвещенный обыватель плохо понимает, почему ученые, зачастую работающие в стенах одних и тех же научных учреждений, свою науку называют по-разному. То ли этнографией, то ли этнологией, а то и вовсе социальной антропологией…
В этом смысле книга Тишкова – прекрасный материал для всех, кто вознамерится изучить историю отечественной гуманитарной мысли во второй половине XX века. Главный конфликт все тот же – между «либералами» и «антилибералами». Либерализм, по Тишкову, «означает разрыв с традицией и создание новых авторитетов» , антилиберализм «взывает к прошлому» и «презирает современность в виде поиска и инноваций» . Пишут уже о политическом размежевании этнологов – на национально мыслящих консерваторов и либералов-космополитов. Тишкова, разумеется, относят к последним – а он своим классификаторам бросает упрек: вы, мол, сами только Высшую школу КГБ закончили, и занимаетесь всякими «паранаучными заморочками: обучением дельфинов-убийц, изобретением “этнического оружия”, этнопсихоанализом, тейповыми структурами» …
В общем, кипящий котел и ящик с пауками – вот что такое современная российская гуманитарная – и в особенности этнологическая - мысль. Немудрено, что объекты исследования, как бы их не называли, готовы мочить друг друга в сортире и даже давить голыми руками. Тут не наука, конечно, виновата – просто методы этнографии (антропологии, этнологии – как ее не называй) таковы, что главным инструментом в исследовании всегда становится сам ученый. Любой термометр в огне раскалится. А горит сегодня – везде, и будет гореть все жарче, предупреждает Тишков. Нынешняя глобальная цивилизация строится на размежевании – или, говоря ученым языком, на «конструировании идентичностей» (что, собственно, и не позволяет ей стать глобальной). Как это происходит, видно даже на примере большой научной распри, которая для Тишкова становится своеобразным case-study, «этнографическим сюжетом» . «Реквием по этносу» – потому что, по Тишкову, никакого этноса на самом деле нет, этнос – конструируемый воображением концепт. Существует, однако, «этничность» , которую понимают по-разному и которую, с известными оговорками, можно понимать как «форму социальной организации культурных различий» . Это не этносы рождаются, умирают вступают в конфликты друг с другом – нет. «Происходит путешествие индивидуальной/коллективной идентичности по набору доступных в данный момент культурных конфигураций или систем, причем в ряде случаев эти системы и возникают в результате дрейфа идентичности».
Один из признаков этнической общности – миф об общей судьбе этой общности, представление о собственной причастности к ней. До тех пор, пока мы разделяем этот миф, мы – единый народ. И различия творим мы сами, причем решающую роль в создании этнических мифов играют государство и интеллектуальная элита – те же самые ученые. Грустно сознавать, что именно ученые – лингвисты, антропологи, этнографы, историки – а также писатели стояли у истоков большинства современных этнических конфликтов. Провоцировали людей на резню своими книгами, статьями… Но Тишков называет имена. Так, дальновидные люди еще в середине 1980-х говорили: «Этот Ардзинба со своими писаниями по хеттологии доведет нас до войны с грузинами».
Мысль об ответственности ученого – и, говоря шире, интеллектуала-гуманитария – в книге ключевая. Мы уже успели привыкнуть к тотальной безответственности речей и к тому, что даже в самых вопиющих случаях гуманитарии готовы принести мир и ответственность в жертву весьма абстрактно понимаемой свободе. Немудрено, что слова Тишкова о том, что «историки и другие интеллектуалы не только отражают историю, но и творят (конструируют) реальность, причем как в созидательных, так и в разрушительных вариантах» многим покажутся ересью. Строго говоря, это и есть ересь – как и мысль о том, что XXI век, в отличие от века XX, станет «веком большинств» , что пора ставить вопрос о защите от агрессивного напора «меньшинств» , которые конструируют себя с завидной легкостью и быстротой. Если так, то в перспективы у нас не малые войны и конфликты, но столкновения «большинств», ибо без конфликтов человечество еще не научилось существовать… Печально – но Тишков красивым теориям предпочитает грубую реальность.
Российская газета| Валерий Александрович, вы директор института, где одной из главных дисциплин является этнография, заявляете, что понятие этнос не просто ошибочно, а вредно. Неверно, по-вашему, и одно из основополагающих положений Конституции, что Россия - это "многонациональный народ". Правильнее - многонародная нация. Не взрывоопасны ли подобные мнения в стране, где межнациональные проблемы очень остры?
Валерий Тишков| Прежде всего хочу подчеркнуть, что вокруг понятия "этнос" много неясностей. Достаточно вспомнить так называемую "теорию пассионарности" Льва Гумилева, которой спекулируют националисты разных мастей. А ведь в мировой науке это понятие вообще не используется. За последние годы в моем директорском досье скопились десятки документов от лидеров этнических общин и организаций, и все с одной просьбой: дать официальное заключение, существует ли тот или иной этнос как самостоятельный народ со своей собственной историей и культурой. Факт очень показательный. Люди, группы хотят состояться в истории через академическое признание. Иными словами, есть положительное заключение науки - есть и народ.
Но чувство общности по этнической принадлежности не создается по решению даже самых авторитетных академиков. Оно возникает в ходе исторического процесса, а не вычитывается из журнальных статей, авторы которых выдают желаемое за действительное, умело играя на таком тонком инструменте, как этничность. Обратите внимание: выезжая за границу, каждый из жителей России говорит о себе как о гражданине российской национальности. Однако внутри страны активисты этнических групп пытаются подогревать в их среде стремление называть себя этносом, нацией, национальностью. За этим стоят как советская традиция, так и современный политический интерес. Единство россиян от этого страдает.
РГ| Не потому ли вы негативно относитесь к понятию "этнос"?
Тишков| Расставим точки над "i". Я нигде не призывал устранить многообразие человечества. Оно никогда не будет этнически и культурно однородным. Речь о другом: какой смысл придается многообразию. Есть общества, где доминирует так называемый гражданский национализм. То есть общность между людьми определяется не их этнической принадлежностью, а страной, гражданами которой они являются. Соответственно и сами эти государства называют себя национальными. Даже Индия и Индонезия, где великое множество этнических общностей, расовых и религиозных групп, которые зачастую не говорят на одном языке, тем не менее являются национальными государствами. Тот же статус сегодня и у бывших республик СССР, хотя там проживают представители разных народов.
А вот Россия продолжает оставаться в старых категориях - многонациональным государством. Но ведь здесь веками вместе живут люди разного этнического происхождения и религиозных убеждений, они имеют общую историю, культурные ценности, общий язык общения - русский. У россиян больше оснований говорить о себе как о единой нации, чем у народов многих других государств, где даже нет общего языка общения.
РГ| В СССР пытались создать единую нацию - советский народ, однако когда "цемент" КПСС и КГБ ослаб, конструкция рассыпалась. Пожелание строить российскую гражданскую нацию - не такие же прожекты?
Тишков| Наоборот, чудовищное отставание. Ведь коммунистами идея нации была спущена на уровень этнических автономий, республик. По сути, именно они были национальными государствами, а не СССР. Причем большие ресурсы выделялись на спонсирование этничности.
Уверяю вас, СССР был не тюрьмой наций, а их колыбелью. Фактически он сконструировал многие социалистические (коренные) нации, о которых сами эти люди в большинстве случаев мало что слышали. Скажем, Поволжье, Сибирь, Кавказ и Средняя Азия до советской власти представляли собой регионы, где, например, из-за постоянного смешения населения и меняющихся границ расселения один народ превращался в другой. Из-за конструирования "социалистических наций" жители страны были жестко расписаны: или чеченец, или ингуш, но никак не вайнах. Или татарин, или башкир, но никак не татаро-башкир. В СССР, по словам писателя Фазиля Искандера, "национальность превратилась в дурную формальность", от которой страдали миллионы людей, особенно потомки от смешанных браков.
А советский народ как гражданская нация, безусловно, существовал, и распался он, прежде всего, по политическим причинам, хотя раскол прошел по границам союзных республик, отданных в распоряжение "социалистических наций". Повторять такие ошибки государственного устройства больше нельзя, но и "оставлять одну нацию" тоже невозможно. В России должны сосуществовать и этнонации, и российская гражданская нация.
РГ| Но что вы предложите человеку, который хочет быть татарином, чувашом, русским?
Тишков| Ни в коем случае не надо из чувашей, русских, евреев и других "делать новых людей", формировать единую российскую нацию. Причем под словом "единая" часто подразумевают "единственная". Это глубокое заблуждение. Чуваши, русские, евреи, татары, якуты и все другие граждане России - уже давно многонародная российская нация! Для них принадлежность к стране намного важнее, чем принадлежность к этнической группе. Кроме тех, кто болен этническим национализмом и отвергает российскость.
РГ| Интересно, что этнический национализм всегда выступает противником гражданского. Когда-то и англичане не желали становиться британцами.
Тишков| Верно. Но хватило 20 лет, чтобы утвердилось понятие британской нации. Что касается России, то у нас сегодня главными противниками идеи российской нации являются русские националисты. Они считают, что нет такого понятия - россияне, что это чуть ли не марсиане. Вот ко мне обратился депутат Госдумы Алексей Митрофанов: дайте заключение института, что такое россияне? Якобы есть нации-этносы, достигшие высшей стадии развития, и Российское государство образовала русская нация. И все. А россияне - это, дескать, эвфемизм, ложное слово.
Подобный подход создает для России большие проблемы. Если русские, кстати, впервые после распада СССР составившие 80 процентов населения, будут "тянуть на себя одеяло", то так можно разрушить страну. В нашей стране русские не только составляют большинство, но их язык и культура безоговорочно доминируют, постоянно подвергая добровольной ассимиляции представителей малых культур в составе российского народа. Россию создал не русский этнос, а российский многоэтничный демос с доминирующей русской культурой и русским языком. На этом Россия стояла и будет стоять.
РГ| Нередко говорят, что советской, а сегодня российской власти следовало бы поучиться у царского самодержавия вести национальную политику. Мол, оно действовало куда гибче...
Тишков| Хотя самодержавие поддерживало разные обычаи, религии, национально-культурные автономии, но важно, что это напрямую не привязывалось к территории. Никто не говорил: эта местность для чувашей и они здесь главные, эта - для ингушей, и они здесь руководят. В то же время самодержавие, конечно, проводило и колонизаторскую политику, насильственно обращая "инородцев" в православие, устанавливая "черты оседлости".
Противоречивой была и советская политика. Скажем, создание союзных и автономных республик способствовало развитию территорий и сохранению культур. Но удовлетворить пожелания всех было практически невозможно. Тем более что требовалось учитывать не только этнические, но и экономические факторы. Скажем, создавая республики для кабардинцев и балкарцев, черкесов и карачаевцев, экономически целесообразно было соединить горную местность, где очень мало ресурсов, с предгорьями, где есть угодья. Так, кабардинцев объединили с балкарцами, хотя по языку балкарцы ближе к карачаевцам, а кабардинцы к черкесам. Карачаевцев объединили с черкесами. Спустя многие десятилетия здесь уже сложились новые республиканские общности, и переделывать ничего не нужно. Требуется лишь улучшать условия жизни.
Загрузка...